Мэтт работал с рассвета до полуночи каждый день. А когда уходил к себе, из его окна еще долго можно было видеть свет и очертания склоненной над столом фигуры. Что ж, теперь было понятно, почему он так много работает: пять овцеводческих ферм, месторождение бокситов, акции – повсюду обязательства. Интересно только, почему он работает не в кабинете, где стоит массивный стол, а в спальне? Неужели из-за нее, Пенни? Но ведь днем он ее не избегает. Каждый день теперь у них повторялся некий ритуал: Мэтт уходил из дому засветло, и Пенни видела его лишь во время перерывов на еду, но зато в сумерках они сидели на веранде. Сначала выходила девушка, а потом к ней с тарелкой в руках присоединялся хозяин дома – уставший до изнеможения, иногда настолько, что, казалось, даже говорить не в силах. В такие моменты они сидели молча, наслаждаясь компанией друг друга. Пенни нравилось, что Мэтт рядом, и слова были излишни. Достаточно было смотреть на поднимающуюся над горизонтом луну, вдыхать ночной воздух и отдыхать от динамичного дня. А дни были очень динамичны! Пенни не позволяла себе расслабляться и старалась, чтобы каждый раз еда была не хуже, чем в предыдущий, и это как минимум. Ее усилия не оказывались напрасны. Отправляясь на смену, работники непременно говорили ей что-нибудь наподобие «Вот так пир» или «Черт возьми, Пен, эти лепешки ничуть не хуже бабушкиных». Эти слова были лучшей наградой. Но еще больше ее радовали комплименты Мэтта. Однажды он сказал: «Я бы вытащил и носорога из реки, если бы сразу знал, что меня ждет такая еда», – и Пенни почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Еще больше ее радовало то, как он поглощал еду – так, точно каждая ложка была наполнена небесной амброзией.
Сидя на ступеньках и наблюдая за восходящей луной, Пенни вспоминала момент, когда она передала Мэтту тарелку, и он улыбнулся – совсем не так, как должен улыбаться шеф. И она не могла бы поручиться за его мысли, но на миг… О нет, что за мысли в голове! Мэтт – ее начальник! И потом, разве ей не хватило печального опыта общения с мужчинами? Они постоянно чего-то от тебя хотят.
Через четыре дня она будет здесь нежеланной гостьей. Странно – ведь когда все это произошло, Пенни отчаянно рвалась уехать отсюда, а теперь она свободна. От негодования и злости на саму себя она сильнее начала болтать ногами. Самсон, точно почувствовав, что хозяйке нелегко, вспрыгнул ей на колени. Он был грязным, но какое это имело сейчас значение? Сейчас пудель – деревенский пес, так есть ли смысл в ежедневном купании?
О, если бы их увидела мама, у нее бы случился припадок: дочь, вымазанная мукой, с грязным пуделем на коленях. «Мне все равно, – внезапно подумала Пенни. – Теперь у нее есть Фелисити – вот пусть она и исполняет роль светской дамы, а мне и тут хорошо». С этой странной мыслью пришло ощущение свободы. Пенни вспоминала снова и снова Бретта и Фелисити, их счастливые улыбки, когда они, рука в руке, пришли сообщить свою новость, но не испытала ничего. «Да пожалуйста», – единственное, что пронеслось в голове. Выходит, десять дней и впрямь кардинально изменили все, и главной причиной тому стали вечерние посиделки с Мэттом. Но скоро все закончится.
– Я звонила Мэйли в самый первый вечер, как только приехала, – начала Пенни. – Он мне сказал, что я… ну, не стану повторять, но суть в том, что я идиотка, потому что свернула не туда, а он тоже идиот, потому что решил взять на работу городскую цы… дамочку. Он сказал, что найдет кого-нибудь получше. О, как он меня обзывал! Я расстроилась, так что когда он перезвонил и сказал, что я должна бросить все…
– Все бросить? – медленно переспросил Мэтт.
Девушка хотела встать, но он, положив руку на плечо, удержал ее.
– Вы имеете в виду – уехать отсюда? – Он нахмурился. – Так?
– Он позвонил два дня спустя после моего приезда, – призналась она. – Но я… я повторила ему кое-что из того, что он мне сказал в первый раз. Так, самую суть – например, что он идиот, если решил, что я соглашусь на его условия.
– Но зачем он звонил?
Под пристальным взглядом Мэтта Пенни ощущала себя словно под микроскопом и не смогла соврать.
– Он оказался примерно в такой же ситуации, что и мы, так что найти другого повара оказалось невозможно, – произнесла она. – И он уже пожинает первые плоды своей беспечности: его отель первый на дороге, и все заблудившиеся туристы идут туда. У него есть продукты, но готовить некому. И он разоряется.
– И что? – медленно спросил Мэтт.
– Ну и он знает одного пилота, который доставляет провизию на север. Похоже, позлившись пару дней, Мэйли понял, что выбора нет. Дал денег пилоту, чтобы тот прилетел за мной.
Воцарилось неловкое молчание.
– Так почему вы не поехали?
– Вы сказали мне про мышей.
– Вы же говорили, что это не проблема.
– Ну да, – резко ответила Пенни. – Но с какой стати мне убираться у какого-то неотесанного чурбана, который себя вести не умеет? Пусть сам готовит или туристов заставляет. А меня ему ждать нечего.
– Но ведь вы приехали сюда за постоянной работой.
– Да.
– А стрижка закончится через четыре дня. – Мэтт нахмурился. – Так почему вы не приняли предложение Мэйли? Я не понимаю.
Голос его смягчился, и вдруг Пенни поняла, что может – и должна – сказать правду.
– Я была вам нужна. И…
– И что?
Она опустила голову. Поймет ли он ее? Родители и друзья никогда не понимали, и даже смеялись.
– Мне было тут хорошо.
– Хорошо? – Мэтт с изумлением посмотрел на нее. – Вы работали не меньше любого стригаля – планировали меню, готовили, мыли. Ложились в постель в изнеможении – как и я – каждую ночь и вставали каждое утро, чтобы все начать сначала. И это для вас «хорошо»?
– Да, – твердо отозвалась Пенни.
Много лет она защищала свое призвание и не собиралась отступать. Кулинария была ее любовью, а если доводилось иметь дело с людьми, умеющими оценить ее усилия, – это было воплощением мечты.
– И не надо спрашивать таким удивленным голосом. Посмотрите на себя: у вас есть бокситы, богатейшее месторождение в стране, вам уж точно не нужно работать на ферме, но вы трудитесь не
