Когда-то он был самым бедным ребенком в деревне, над ним насмехались, потому что его бросили и отец и мать. Сейчас он самый уважаемый и любимый человек на Гераклиосе. Он преуспел не только на Манхэттене, но и в Лондоне, и в Париже, и в Риме, и в Сиднее, и в Токио.
На деньги можно купить все, начиная от домов до людских душ.
Деньги делают мужчину.
Некоторые считают, что любовь – это самое важное. Они либо дураки, либо их мало наказывали. Он-то усвоил свои уроки хорошо. И горькая правда в том, что любовь ведет лишь к боли.
Любовь не может соперничать с деньгами. Любовь всегда просит. Деньги диктуют.
Поэтому, когда Дариус понял, как нью-йоркское общество третировало Летти все десять лет, то сердце у него сжалось в ледяной ком.
Особенно когда понял, что сам отнесся к ней даже хуже. Десять лет он игнорировал ее, а потом отомстил за ее так называемый грех, обольстил, осыпал оскорблениями и угрозами.
Лицо у него исказилось. Он заплатит этот долг.
Он не любит ее. Та часть души, которая когда-то жаждала любви, была выжжена. Он больше не хочет испытывать любовь ни к кому.
Но есть другие вещи, в которые Дариус верил.
Честь.
Верность.
Защита своей женщины.
Он уладил дело раз и навсегда. Теперь Летти будет самой известной девушкой в городе. Все, кто плохо к ней относился, будут добиваться приглашения на их свадьбу. Будут набиваться ей в друзья.
В момент своего триумфа, когда на подиуме он провозглашал тост в честь Летти, Дариус повернулся к ней. Он смотрел на нее – его женщину, великолепную в своей беременности, красавицу в розовом платье, струящемся по ее полной груди и круглому животу.
Она пытается твердо стоять в туфлях на шпильках под слепящим прожектором, а тысячи людей аплодируют ей. Те люди, которые всего минуту назад считали ее отбросом общества, теперь скандируют ее имя. Камеры вспыхивали, репортеры выкрикивали вопросы.
– Мисс Спенсер, каково это купаться в славе, цена которой пять миллиардов долларов?
– Когда свадьба?
– Когда должен родиться ребенок?
– Что вы чувствуете, став неожиданно самой известной девушкой в Нью-Йорке?
Летти выглядела испуганной ланью, и до Дариуса дошло, что эта ситуация не доставляет ей такого же удовлетворения, как ему. Он с улыбкой ответил в микрофон вместо нее:
– Свадьба будет скоро, но точной даты пока нет. Наш ребенок родится тоже скоро. На этом все. Благодарю за вашу поддержку. Приятного вечера. И поскольку вы стали теперь намного богаче, не забудьте проявить щедрость к детскому стипендиальному фонду. – Поставив пустой бокал на подиум, он посмотрел в сторону оркестра. – Музыка!
– Дариус, первый танец – ваш! – закричали из задних рядов.
– Да, да! Первый танец ваш и Летти!
Дариус помог Летти спуститься с подиума и провел на танцпол. Зазвучала медленная романтическая мелодия, которую он специально заказал оркестру, потому что знал: Летти вспомнит эту песню того давнего лета.
Он оказался прав: Летти остановилась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
Дариус улыбнулся:
– Что скажешь? Ты потанцуешь со мной, Летти?
Летти огляделась – вот эти самые люди с таким презрением относились к ней десять лет, а сейчас улыбаются, словно лучшие друзья.
– Почему я вдруг им понравилась?
– Люди обожают рассуждать о высоких материях, а их интересуют исключительно деньги. – Дариус ухмыльнулся. – Теперь деньги им заплатят, поэтому они смогут снова тебя полюбить.
Большие карие глаза с темными ресницами смотрели на Дариуса, как на супергероя, спустившегося с небес.
– Почему ты это сделал? Почему заплатишь пять миллиардов долларов в счет долга… чужого долга?
– Ты помнишь наш старый вальс? – спросил Дариус, не отвечая на ее вопросы. – Потанцуй со мной.
– Но не перед всеми…
– Пойдем. – Дариус прижал ее к себе.
Длинные волосы Летти обвились вокруг шеи, где сверкали бриллианты. Он хотел ее весь вечер, сейчас же, когда она коснулась его животом и грудью, то захотел еще больше.
– Это наш с тобой танец, а на всех нам наплевать.
Первые шаги вальса… как тогда, той весной в год ее выпускного года в колледже перед балом дебютанток. Они танцевали вальс на залитой солнцем цветущей лужайке с видом на залив под музыку из ее телефона.
Когда в мае Летти отправилась на Манхэттен на бал дебютанток – необыкновенно красивая в белом платье, – Дариус весь вечер в ярости мерил шагами лужайку, ненавидя мальчика из Гарварда, который был ее кавалером на балу.
И каково же было его удивление, когда Летти вернулась очень рано и шепнула ему:
– Я не хотела танцевать ни с кем, кроме тебя…
Дариус взглянул на радостное лицо Летти, поднятое к нему, и он, сын шофера, сделал немыслимое – обхватил ее своими сильными руками и поцеловал.
Сейчас он кружил ее в ритмах вальса и будто возвращался в то время. Гости стояли вокруг танцпола и хлопали в ладоши. Здесь, в этом зале, в этот момент, Дариус и Летти были королевской парой Нью-Йорка. Для Дариуса это – вершина его юношеской мечты.
Он не замечал людей – была только Летти. А он снова на лужайке танцует с прекрасной принцессой. Дариус прижимал ее к себе, к ноющему от желания телу. Она подняла на него лучистые глаза и почти не дышала.
Дариус остановился. В ушах пульсировала кровь, удары сердца заглушали музыку.
Он хочет ее сию секунду. В своей постели.
Музыка замолкла, зал взорвался аплодисментами, эхом разносившимися вверх к потолку.
Не говоря ни слова, Дариус быстро провел Летти через толпу, которая расступалась перед ними. За их спинами слышались поздравления и радостные крики. Пошли все к черту! У него на уме одно – уложить ее в постель.
Дариус извлек из кармана смокинга телефон. Когда они вышли из здания, их поджидал лимузин, и Коллинз открыл заднюю дверцу. Через секунду они сидели внутри.
Дариус сжал Летти в объятиях и начал с жадностью целовать.
Ее губы такие сладкие, она дрожит, тело податливо припало к нему.
– Сэр? – спросил Коллинз.
– Домой, – коротко бросил Дариус. – Быстрее. – Затем нажал кнопку загородки между передними и задними сиденьями. Каждая лишняя минута – это агония. Летти принадлежит ему. Только ему.
Лимузин ехал по ярко освещенному Манхэттену, а Дариус не переставал страстно ее целовать. Как же она красива, как сексуальна… Шелковистые длинные волосы, атласная кожа… Он прижимал ее к спинке кожаного сиденья, целуя неистово, грубо, кусая ей нижнюю губу, стискивая грудь, обтянутую розовой тканью. Она не сопротивлялась – наоборот, вцепившись ему в плечи, целовала в ответ. Глаза у нее были закрыты, голова откинута, на лице – восторг.
Он едва держался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, на заднем сиденье лимузина, и уже машинально тянул руку к ширинке, как понял, что машина остановилась. Дариус перевел взгляд на окно и увидел, что они подъехали к порт-кошер перед
