А между тем по стране продолжалось триумфальное шествие фильмов, к созданию которых мне посчастливилось приложить руку. Следом за «Красоткой» в прокат вышли «Гладиатор» и «Рокки», целый месяц собиравшие полные залы по всей стране. Представители компании-прокатчика довольно потирали руки, впрочем, как и мистер Уорнер с братьями. Я нашёл возможность выбраться в кинотеатр, чтобы оценить итог нашего совместного творения. Конечно, не совсем то, что я хотел бы видеть, но всё равно для конца 1930-х это был своего рода прорыв. Вдвойне грела мысль, что мой голливудский счёт понемногу растёт, как-никак деньги – и немалые – мне требовались для воплощения моей большой американской мечты.
Картина о героическом индейском вожде с Джо в главной роли также имела хорошую критику и не менее хорошие сборы. На этот фильм в уже приглянувшийся мне кинотеатр «Лирика» мы ходили вместе, включая жену и детишек Джо. А на следующий день семейство индейца собрало пожитки и поездом отправилось через все Соединённые Штаты в Калифорнию.
– Там хорошо, мне понравилось, и, надеюсь, моей семье там тоже придётся по вкусу, – сказал мне на прощание Джо. – Нью-Йорк для меня слишком большой и шумный город, а я уже присмотрел домишко неподалёку от голливудских холмов. Дети переведутся в приличную школу в Глендейле. Да и контракт на следующий фильм подписан, так что, похоже, в Калифорнии я застрял надолго…
В Лос-Анджелес я заявился в первых числах августа. Мой приезд был обусловлен несколькими факторами.
Прежде всего – доведение фильма до ума. Озвучка, окончательный монтаж и прочие технические моменты. Это заняло ещё около месяца, всё это время я безвылазно находился в Голливуде, лишь однажды выбрав время на поездку в гости к Джо. Он сам и его семья были счастливы моему появлению, а я был рад, что они неплохо устроились. Честно сказать, от такого домика с небольшим садом я тоже не отказался бы.
Второй момент: получение перед самым отлётом оставшейся части гонорара за картину «Месть подаётся холодной» – мы решили оставить это название, – а также роялти от проката четырёх ранее выпущенных при моём участии картин. Общая сумма мне пришлась по вкусу – около трехсот пятидесяти тысяч, которые я для удобства всё же попросил перевести на мой банковский счёт.
Там же со мной встретился и Уорнер, с улыбкой во все тридцать два помахавший перед моим носом свежим номером журнала «Тайм».
– Отличная реклама нашему детищу, Фил! – довольно прокомментировал кинобосс. – Съёмкам и интервью с вами посвящён целый разворот. Публика уже жаждет увидеть на экранах страны картину небывалого размаха. Судя по тем ещё неозвученным эпизодам, что я видел, фильм получается очень даже приличного качества. Думаю, затраты не только окупятся, но картину даже могут номинировать на премию киноакадемии. Хотя в главной номинации тягаться с продюсируемыми Селзником «Унесёнными ветром» нам будет трудно. Но кто знает, может, одну или даже две второстепенные статуэтки отхватим. Только не знаю, к какому жанру причислить наше детище. Нуар, пожалуй, ближе всего.
– А что насчёт кодекса Хейса?
– Наш фильм подрывает нравственные устои общества? Он заставляет симпатизировать бандитам? Не думаю, что в этом плане к нам будут какие-то претензии. Так что, Фил, получайте ваши деньги, нормально отдохните и затем думайте, что предложите в следующий раз. Держите журнал, почитаете на досуге.
Накупив со скуки газет в придачу к подаренному журналу, я за чтением коротал время в полёте до Ньюарка.
В «Лос-Анджелес таймс» я прочитал заметку об округлившемся животе Кэрол с соответствующим фото. Журналистка – хм, у них, оказывается, в СМИ расцветает феминизм – поздравляла пару Ломбард – Гейбл с будущим первенцем, а я подумал, что рано или поздно, жив буду, но заявлю о своём настоящем отцовстве. Скандал не скандал – ребёнок-то всё равно мой.
За месяц пребывания в Голливуде я сделал два звонка в Нью-Йорк. Один – Вержбовскому-старшему, чтобы узнать, пользуется ли популярностью «Русский клуб». Пребывающий на позитиве Виктор Аскольдович рассказал, что от желающих нет отбоя, помимо русских много поляков, чехи тоже появляются, евреи заходят – выходцы из Российской империи… А на следующей неделе планируется сеанс одновременной игры с самим Алехиным, от числа желающих поставить мат чемпиону мира нет отбоя. Такими темпами, одним словом, через несколько месяцев вложенные затраты должны окупиться. И, к слову, охрана «Русского клуба» теперь была на казаках, так что происков конкурентов и уж тем более пьяных дебошей можно в будущем не опасаться. На прощание я напомнил подполковнику, что часть дохода должна откладываться на возведение нашего главного детища – отеля в Лас-Вегасе. Судя по сникшему тону Вержбовского, его вполне устраивала и текущая ситуация, однако он вынужден был признать справедливость моих слов.
Второй звонок был Лэнсу Джордану. Позвонил, чтобы просто узнать, всё ли нормально. Тут-то Джордан меня и напряг:
– Фил, когда приедешь, нам нужно будет серьёзно поговорить. Извини, не телефонный разговор.
Не люблю непонятки, поэтому по возвращении в Нью-Йорк первым делом наведался к темнокожему подельнику.
– Ну, выкладывай, что стряслось? Кто-то на нас наезжает?
Джордан выглядел каким-то смущённым, чего ранее за ним не замечалось. Впрочем, мялся он недолго.
– Фил, то, что я веду с тобой бизнес, для моих знакомых давно не секрет. И многие из них этого не одобряют.
– Чего? Того, что ведёшь дела с белым?
– Именно так.
– Это же расизм чистой воды!
– Я всё понимаю, но в последнее время ситуация достигла точки кипения. Не знаю, что на всех нашло, хорошо хоть, до угроз дело не доходит. И это не те люди, к мнению которых я могу не прислушиваться. Так что, Фил, сам понимаешь…
– Понимаю, – вздохнул я, нахмурив лоб. – Но ведь в этот бизнес и я, вернее, Большой Иван вкладывал деньги, не уверен, что он так легко к этому отнесётся.
– Брось, Фил, думаешь, я не догадался, что никакого Большого Ивана не существует? Но я об этом молчу, пусть другие думают, что где-то в Гринпойнте прячется ужасный русский босс. А что касается денег… Понимаю, дело весьма прибыльное, но в то же время рискованное. В любой момент могут наехать конкуренты либо законники, и всё пойдёт прахом. Тем не менее я готов заплатить хорошие отступные.
– И сколько? – как можно равнодушнее поинтересовался я.
– Пятьсот тысяч долларов – сейчас, и ещё столько же в течение следующих шести месяцев, – понизив голос, доверительно сказал Лэнс. –
