Вот такого человека полюбила Марджори. Ладно, возможно, у нее была на то причина. Он человек с положением — и карьера его, вероятно, взлетит еще выше; не без амбиций — способен достичь большинства поставленных целей; неплох собой; приятен в общении — если того захочет; среди дам слывет настоящим мужчиной, который «всегда поступает верно и делает это вовремя и должным образом». И все же!.. Хорошо, насколько я понимаю, все мы хамы, а большинство в придачу педанты; но бога ради, не заставляйте нас это проявлять.
Лессинхэм был одет, как подобает джентльмену: на нем был черный фрак, черный жилет, темно-серые брюки, воротничок-стойка, безупречный галстук-бабочка, перчатки нужного оттенка; волосы его были аккуратно причесаны, а улыбка, если не как у ребенка, то во всяком случае приятная.
— Я не побеспокоил вас?
— Ничуть.
— Уверены?.. Когда я попадаю в места, где человек ведет противоборство с природой в стремлении раскрыть ее тайны, я чувствую, что переступаю порог неизвестного. В последний раз я был здесь сразу после того, как вы получили патенты на систему морского телеграфа, тут же приобретенную адмиралтейством — мудрое решение… Чем вы заняты теперь?
— Смертью.
— Как?.. в самом деле?.. о чем это вы?
— Если войдете в состав следующего правительства, вы, вероятно, узнаете сами; не исключено, что оно станет первым, кому я пред ложу новое хитроумное изобретение в искусстве убийства.
— Понимаю… новый снаряд… Как долго будет продолжаться эта гонка средств нападения и защиты?
— Пока не потухнет солнце.
— А потом?
— Защита не понадобится — будет нечего защищать.
Он посмотрел на меня спокойными, серьезными глазами.
— Теория, что мы движемся к гибели планеты во льдах, не слишком весела. — Он принялся теребить пальцем стеклянную реторту на столе. — Кстати, было очень любезно с вашей стороны заглянуть ко мне вчера ночью. Боюсь, вы сочли меня невежливым, поэтому я пришел к вам принести свои извинения.
— Нет, невежливым я вас не счел; я счел вас… странным.
— Да. — Он посмотрел на меня с безразличием, кое мог напускать на себя по своей воле и которое послужило основой его репутации человека с железными нервами. — Я был встревожен и нездоров. К тому же меня не волновал взлом, даже совершенный безумцем.
— Тот человек был безумен?
— Вы его видели?
— Как вас.
— Где?
— На улице.
— Насколько близко вы подошли к нему?
— Ближе, чем мы с вами сейчас стоим.
— Вот как. Я и не думал, что вы столкнулись с ним в упор. Вы пытались его остановить?
— Легче сказать, чем сделать; он убежал так стремительно…
— Вы видели, как он был одет, точнее, раздет?
— Видел.
— Совершенно голый, в одном плаще в такую-то ночку. Кто, кроме сумасшедшего, решит вломиться в чужой дом в подобном костюме?
— Он что-то взял?
— Абсолютно ничего.
— Кажется, вышел прелюбопытный анекдот.
Он повел бровью — по словам членов Палаты общин, это был единственный признак эмоций, который он когда-либо позволял себе.
— Мы уже привыкли к таким любопытным выходкам. Буду вам обязан, если об этом случае больше никто не узнает — больше никто. — Он повторил эти два слова, будто подчеркивая их значение. Я подумал, не имеет ли он в виду Марджори. — Дело расследуется полицией. Пока оно не продвинется, нужно следить, чтобы сведения о происшествии не просочились в газеты и не поползли слухи. Понимаете, как это важно?
Я кивнул. Он сменил тему:
— Так чем вы сейчас занимаетесь — снарядом или орудием?
— Войдете в следующее правительство, сами, наверное, узнаете; не войдете — останется тайной.
— Полагаю, вы обязаны молчать о таких вещах?
— Да. Вы сами, кажется, предпочитаете хранить в тайне дела гораздо менее значительные.
— Вы о том, что было вчера ночью? Если даже такой пустяк, как этот, попадет в прессу или кому на язык — что равноценно! — вы удивитесь, как нам станут досаждать. Это будет тяготить почти невыносимо. Обычный человек совершит убийство и не привлечет к себе никакого внимания, однако стоит воришке залезть в карман знаменитости, так все разом трубят об этом; и я вовсе не преувеличиваю, хотя так можно подумать… Что ж, до свиданья, благодарю, что пообещали мне молчать. — Ничего я ему не обещал, но это так, к слову. Он направился к выходу и вдруг остановился. — Еще одно: насколько мне известно, вы знаток древних суеверий и мертвых религий.
— Я интересуюсь этими предметами, но я не знаток.
— Не можете ли вы мне подсказать, каковы были догматы культа Исиды?
— Этого не подскажу ни я, ни кто-либо другой — если говорить о научном обосновании. Вам известно, что у Исиды был брат; культ Осириса и Исиды — это одно и то же. А вот каковы были его основы, или обряды, или нечто подобное — этого в наше время не знает никто. Папирусы и иные записи, дошедшие до нас, не содержат исчерпывающих сведений. Впрочем, то, что имеется, тоже изучено не полностью.
— Насколько я понимаю, чудеса, о которых столько говорят, относятся к области легенд?
— Какие чудеса вы имеете в виду?
— Не приписывались ли жрецам Исиды сверхъестественные способности?
— В общем и целом, сверхъестественные способности в те времена приписывались жрецам всех культов без исключения.
— Понимаю. — Он умолк, но тут же продолжил: — Полагаю, что культ Исиды давно ушел в прошлое и никто в нее больше не верит.
Я замешкался, недоумевая, с чего он вдруг заговорил об этом; понимаете, я знаю моего Павла: либо у него веская причина задавать такие вопросы, либо эти вопросы ширма для иного важного дела.
— Я бы не был так уверен.
Он посмотрел на меня взглядом бесстрастным, но пытливым.
— Вы думаете, у нее еще есть почитатели?
— Не исключаю такой возможности; более того, весьма вероятно, что где-нибудь в Африке — она огромна! — отдают дань Исиде, совсем как в старые добрые времена.
— Вы это точно знаете?
— Простите, а вам-то что известно?.. Вы осознаете, что обращаетесь ко мне, будто я свидетель по делу?.. Вы устраиваете этот допрос с определенной целью?
Он улыбнулся.
— В какой-то мере, да. Недавно я столкнулся с любопытным случаем и сейчас пытаюсь докопаться до сути.
— Что за случай?
— Боюсь, в данное время я не могу поведать вам о нем, но когда мне это будет дозволено, обязательно расскажу. Вас он заинтересует — как пример невероятного выживания… Кажется, последователи Исиды верили в перевоплощение?
— Некоторые — без сомнения.
— Что они под этим подразумевали?
— Перевоплощение.
— Да, но
