– Отвези меня домой, ладно? – сказала Сморкалова, сев на правое (командирское) сиденье и с любопытством разглядывая интерьер салона, в котором странным образом уживались жидкокристаллические экраны и здоровенные аналоговые приборы «со стрелками», оставшиеся от «военной юности» броневика. – Я переоденусь и начну собирать все по медицине, все, что смогу утащить туда!
– Тогда я в твоем распоряжении, – кивнул я. – По своей части я насобирал целые ящики!
Света жила не слишком далеко от гостиницы, в красивом новом доме, выстроенном уступами. Захватив новенькую форму комиссара, я поднялся к Сморкаловой, чтобы переодеться по чину – жила во мне надежда, что вождь вот-вот позвонит. Следовательно, я должен быть всегда готов, как юный пионер. Шасть в машину – и на фронт.
Светлана быстро переоделась в «походное» – джинсы, рубашка, кроссовки.
– А это я с собой возьму, – деловито сказала она, складывая свою военную форму в пластиковый пакет. – А сапоги куда?
– Давай понесу, – вызвался я.
– Держи тогда.
И доктор наук принялась опорожнять книжный шкаф и ящики стола. Книги, инструкции, какие-то подшивки, пухлые папки – все аккуратно паковалось в картонные коробки.
– Это я на дачу собиралась переезжать, – объяснила Света присутствие упаковочной тары, сгружая очередную стопку книг, – пригодились.
– Помочь?
– Выноси ящики!
Мы быстро «опустошили» квартиру и поспешили вниз. Я тащил две коробки, Света – одну.
– Сейчас заедем в книжный, – говорила она, удерживая груз коленкой, чтобы ткнуть в кнопку вызова лифта, – наберем побольше справочной литературы по новым методам лечения вроде аппарата Илизарова или лапароскопии… Заходи.
Я зашел первым в кабину, Света шагнула за мной.
– А потом – в аптеку! – решительно заявила она.
– Горячо поддерживаю, – улыбнулся я, – и одобряю.
И мы поехали. В «Медкниге» набрали столько всяческих руководств и пособий, что я засомневался, а хватит ли в «бардаке» свободного места? А когда Светлана добралась до аптеки, то спустила там целую кучу денег, торжественно вынося несколько коробок с антибиотиками.
– Ты так разоришься скоро, – покачал я головой. – Давай, я заплачу.
Сморкалова замотала головой:
– Нет, Виталик, это мой вклад в победу!
Я не стал спорить.
– Теперь куда?
– Да все пока. Ждем звонка!
– Тогда не будем терять время. Водить умеешь?
– Ну, не так чтобы очень…
– Поехали за город, подучу рулить этой колымагой.
– Так ты же…
– Ну, мало ли что на фронте случается! Представь, что меня накрыло снарядом, и – хлоп! – «перезагрузка». А ты осталась.
– Я так не хочу…
– Я тоже, если честно.
За МКАД мы выехали на пустынную дорогу, уводившую куда-то в сторону Осиповичей, и я уступил водительское сиденье Светлане.
Тяжелая бронированная машина – это вам не малолитражка какая, к ней особый подход нужен. И Сморкалова нашла его, но далеко не сразу – мы часа три точно прокатались и устали оба. Причем я сильнее, хотя за рулем сидела Светка, а я рядом – инструктировал.
Возвращаясь обратно, мы ощутили зверский голод и не миновали придорожного кафе, заправившись по-армейски: борщ, макароны по-флотски и компот. Сразу полегчало.
– Я предлагаю тебе съехать из гостиницы, – сказала Сморкалова.
– К тебе?
– Нет, лучше поселимся на даче. Если позвонит Сталин, мы тогда сразу в машину! А то пока лифт, пока гараж… Вдруг не успеем? А наш груз надо доставить обязательно!
– Согласен, – кивнул я. – А далеко твоя дача?
– Да она не совсем моя, скорее тети Томы, но тетя уже второй год как в Московском универе студентам головы матанализом забивает, так что я там хозяйничаю. Наездами.
По дороге на дачу мы запаслись кучей продуктов, чтобы потом не отлучаться со двора, и двинулись.
Лесная дорога была узкой, но асфальтированной. С обеих сторон поднимались краснокорые сосны, и в открытое окно накатывал запах хвои и смолы. Природа еще не признавала осени, и желтизна на деревьях далеко не везде была заметна, хотя порой и мелькал пурпуровый факел клена или трепещущая позолота березки.
Зябкости особой тоже не ощущалось. Может, по ночам и холодало, но я не замечал – спал в это время.
– А может, эти твои… «перезагрузки» – не просто так? – задумчиво проговорила Света.
– То есть?
– Ну, их, конечно, можно счесть и тем, чем «перезагрузка» кажется – спасением от смерти. А если это просто способ вернуть тебя или нас в будущее, чтобы мы тут разжились нужной для прошлого информацией и провалились обратно? Ведь эта твоя «космическая сила» оценивает же как-то каждый провал, анализирует изменения, делает выводы…
– Хм… Тогда, выходит, она, или оно, или они нарочно подводят меня под снаряд или бомбу!
– А почему бы и нет? Ведь тебя при этом не ранит даже!
– Ну, не знаю… В принципе это даже приятно знать, что гибель твоя осмысленна и может принести пользу. Если ты, конечно, с толком используешь выдавшийся тебе шанс. Хм… Тогда и наше знакомство, Светочка, отнюдь не случайно! Видать, «космической силе» потребовался медик, вот она нас и познакомила.
– Свела, да?
– Ну-у…
– Да ладно… Не парься! Вон там сворачивай. Налево! Налево! Ага. А теперь прямо. Вон, где синий забор!
Я подъехал к высокой металлической ограде, и Сморкалова вышла, чтобы отпереть ворота. БРДМ, взрыкивая мотором, медленно въехала во двор.
Дача не поражала размерами и архитектурными изысками – обычный дом из бруса, сделанный, правда, аккуратно и умеючи. Огородик при даче имелся, но давно зарос травой – некогда было док-тору наук упиваться восторгами фазендейро.
– Заходи! – бросила Света, отпирая дверь, и я взошел на невысокое крыльцо.
Воздух в комнатах несколько застоялся. Женщина принюхалась и сказала ворчливо:
– Влагой припахивает, сыростью… Сейчас я печку протоплю.
Печка была самая обыкновенная, кирпичная, но сложена красиво – работал умелец. Растопки в виде скрученной бересты и шишек было в достатке, так что скоро огонь разгорелся и повеяло живым теплом.
– Давай лучше на воздухе посидим, – предложила Сморкалова. – Тут есть очаг, мы в нем картошку печем. Хочешь печеной картошки?
– Ну, пока она испечется, точно захочу!
Очаг находился за домом, где рос порядком запущенный сад. Но именно эта вот запущенность придавала насаждениям натуральности, что ли.
Солнце как раз село, окрасив небо на западе во все «осенние» тона, от желтого до багрянца, и сад притих, затаился словно.
Разложив костер, я запалил его и стал подбрасывать хворост. Обрамляя очаг, сложенный из камней, в траву зарывались два коротких ошкуренных ствола, изображая лавки. Одну занял я, другую – Света.
Мы как будто немного сторонились друг друга, словно стесняясь не столь давней близости. Ну, мне так было даже проще.
Пока костер пылал, мы молчали, каждый думая о своем, а когда он прогорел, Сморкалова сказала:
– Знаешь, я за несколько дней на войне словно вторую жизнь прожила… И многое поняла. Ты, наверное, считаешь меня этакой комсомолкой-энтузиасткой, рвущейся на фронт? Нет, тут другое. Конечно, я очень хочу помочь нашим, хотя бы тем, что спасу раненых, которых тогдашний уровень медицины, по сути, приговорил к смерти, подчас мучительной. Но главное все же не в этом… Откровенна я только с тобой, и никому другому в этом не признаюсь. Понимаешь, все мои тутошние страдания и неудовлетворенности там,
