– Понимаю, Светочка, – серьезно ответил я. – У меня то же самое. Я бросил всю свою старую жизнь, она у меня прошла, как затянувшаяся болезнь. Мы ведь очень много знаем – я, ты, Кариков или Бат. И все это знание пошло на пользу нашему СССР. Хм. Раньше я эти слова – про Советский Союз – счел бы пафосом, но не теперь. Мне даже кажется, что именно я – самый счастливый из нас, поскольку пережил распад СССР. Не дай бог кому такое испытать! Мир рушился! А крушение государства – это всегда расцвет криминала, беспредела, войнушек и прочей дряни. Но здесь, вернее, там, в 40-х, я все это могу исправить. Да за это что угодно отдашь!
– Да… – вздохнула Сморкалова. – Только бы позвонил…
– Позвонит обязательно, не волнуйся. А где картошка?
Мы закопали в угли картофель и стали бездумно смотреть на тлеющие угли. Из сада накатывало сыростью и холодком, а от потухшего костра тянуло мягким жаром. Хорошо!
– Я тебе постелю отдельно, ладно? – пробормотала Света. – Ты не обидишься?
Я улыбнулся и помотал головой.
– Вытаскивай, а то сгорит.
Потом мы дули на горячие картофелины, перебрасывая их из руки в руку, и лакомились – разламывали парящий корнеплод и вкладывали кусочек сливочного масла. И в рот. М-м-м…
Света ела без хлеба («Картошка – второй хлеб!»), а я откусывал от круто посоленного ломтя свежего ржаного хлеба. В общем, вкуснейший ужин у нас получился.
– Виталя, так выходит, что ты вообще не здесь родился и вырос? – спросила Светлана, когда мы закончили с едой и пили ароматный чай со смородиновым листом из больших жестяных кружек. – Наверное, ты здесь страшно одинок – ни родных, ни близких, ни друзей?
Я только плечами в ответ пожал.
– Никогда не оценивал свое нынешнее положение с такой точки зрения! – признался я в своей примитивности. – Или я бесчувственный какой-то, или тупо времени на рефлексии нет! Видишь ли, все эти мои многомесячные «приключения» проходят в таком бешеном темпе, что вот так тихо сесть возле огня и задуматься о собственных ощущениях – просто некогда! ТАМ я бегаю и стреляю, а после гибели, вернувшись в измененный мир будущего, готовлюсь к новому провалу – собираю документы, информацию, технику готовлю – скучать не приходится!
– Ты не бесчувственный… – задумчиво сказала Света, не глядя на меня. – Ты действительно словно запрограммирован на определенный образ действий и следуешь ему. Фактически ты жертвуешь собой, своей жизнью… Ты ведь лишился своего дома, работы, друзей? Я бы так не смогла!
– Да, жизнь у меня была налаженная – десять часов в день штаны в офисе протирал, занимаясь не самой интересной в мире работой… Потом в бар с приятелями – пропустить две-три кружечки пива и поболтать о чем-то вроде бы интересном… – Я усмехнулся. – О котором наутро и не вспомнишь! Квартира? Да я туда только ночевать и приходил! Друзья? Все, кроме Батоныча, просто собутыльники. Да и ТОТ Батоныч… уже начинал от меня отдаляться – я ведь одинокий волк, бирюк, а у него была семья, молодая жена, которую он очень любил, – она откуда-то из провинции была, не избалованная столичной пошлостью девушка. Поздний брак, поздние дети – у него две девчонки было, пять и семь лет, он в них души не чаял. Все время с ними проводил, даже на рыбалку свою разлюбезную ездить стал гораздо реже.
– Но мне показалось, что Владимир Петрович не сильно об этом скучает? – удивленно подняла брови Света.
– Так ведь генерал Бат, с которым ты общалась, немного не ТОТ Батоныч, которого я знал! – хмуро улыбнулся я. – Да, он хороший человек… как выяснилось, и тоже готов принести себя в жертву за Родину. Но у ЭТОГО не было никакой семьи. Дети есть, но они уже взрослые – давно живут самостоятельно. И наша дружба… она ведь буквально с чистого листа началась. Я-то его с самого первого дня нового знакомства подсознательно считал своим старинным другом, который из-за какой-то специфической амнезии меня забыл. А я для НОВОГО Батоныча – совершенно чужой человек был. Это только пару дней назад ему какие-то сны стали сниться, про наши отношения из ПРОШЛОЙ жизни.
– Вот я и говорю – ты страшно одинокий человек! – чисто по-женски пожалела меня Светлана.
– Ну, теперь у меня есть ты! – Я протянул руку и ласково погладил Свету по роскошным волосам. Но Света почему-то отстранилась.
– Подожди, Виталий… – Света убрала голову из-под моей руки. – Не спеши… Все так сложно… Я ведь никаких долговременных отношений не планировала… Все это началось как простая интрижка… Ты, конечно, мне здорово помог, вывел из депрессухи… Но… Ну, не знаю… – Сморкалова замялась, силясь подобрать правильные слова. – Дай мне время, хорошо?
– Да без проблем! – У меня похолодело на сердце, когда я представил, что могу вдруг лишиться Светланы, женщины замечательной во всех отношениях.
– Расскажи мне лучше историю своего мира! – резко сменила тему разговора Сморкалова. – Что там у вас произошло, что случилось с Советским Союзом? Почему распад?
Я помолчал, обдумывая ее предыдущие слова, и только через полминуты переключился на вопрос об истории моей реальности.
– История долгая… Там, откуда я пришел, Великая Отечественная война продолжалась четыре года – с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Потери были чудовищные – почти тридцать миллионов человек.
– Но… КАК?! – обалдело распахнула свои чудесные серые глазищи Светлана.
– Там много факторов было… – Я даже немного растерялся, не зная, рассказывать ли подробно явно не подготовленному к восприятию большого количества исторических фактов человеку. – И внезапность нападения, и техническое отставание в некоторых областях, и отсутствие должного боевого опыта при наличии такого опыта у противника. Долго перечислять…
– Выходит, то, что у нас война шла всего два года – твоя заслуга? Это ведь ты раз за разом улучшаешь ситуацию? – сделала правильные выводы Света и посмотрела на меня как-то… по-новому.
– Да, в общем… – замялся я. – В этом есть и моя заслуга. Но в большей степени – это заслуга простых советских людей, которые грамотно воспользовались принесенной мною информацией.
– Ну хорошо, война шла на два года больше и потери оказались просто чудовищными… А дальше? Почему это повлияло на распад
