– Храбрая моя жена! Простите мои сомнения, посетившие меня, когда я думал, говорить ли вам о моем решении. Я не решался посвящать вас в мои планы, опасаясь как раз того, о чем вы сама заговорили.
Затем он посвятил жену в суть своего разговора с Юкимурой Санада, а также сообщил об их обоюдном решении.
– Притом что мне придется отдать свою жизнь за моего господина, – завершил он свою речь, – прошу вас не торопиться умирать рядом со мной. Желание же мое заключается в том, чтобы вы жили дальше и молились о процветании нашего господина. Живите ради него. Такова моя последняя воля.
– Ваша воля для меня закон, – ответила его жена. – Ее я свято выполню. Я знаю, что вас ждет почетная смерть, и после вас останется неувядаемая вечная слава!
Дальше Аояги принесла саке и две крошечные чашечки, и они выпили на долгое прощание. После такой грустной церемонии Аояги извинилась и удалилась в свои покои. Так как она почему-то не возвратилась, удивленный ее долгим отсутствием Сигенари отправился за нею сам. К своему ужасу и изумлению, он обнаружил ее мертвой: она покончила с собой коротким мечом, лежащим рядом с ее безжизненным телом. В своей записке она объяснила такой торопливый поступок.
«Муж мой, – говорилось в предсмертной записке, – простите меня за то, что умерла раньше вас. Я обещала вас слушаться, но душевных сил на это у меня не хватило. Китайский храбрый воин Го-у, убитый горем из-за расставания с женой, допустил позорную нерешительность перед своим последним сражением. В нашей стране такую же слабость приписывают Ёсинаке Кисо. Я совсем даже не пытаюсь сравнивать вас с этими мужчинами, но все-таки считаю так, что с потерей вас мне в этом мире никакой надежды больше не светит. Поэтому мне стоит умереть прежде, чем вы вступите в свой последний бой. А я отправляюсь ждать вас в царстве мертвых. Желаю вам поразить как можно больше врагов! Мы снова встретимся в Мире Духов, а до того времени прощайте! Аояги».
Утро следующего дня выдалось ясным и безоблачным. Наступил первый день пятого месяца 20 года эры Кейтё (1615 г. по христианскому календарю).
Крупный отряд под командованием Наотака Ии выдвинулся из лагеря врага и бросился на штурм замка. Сигенари встретил атакующих во главе семисот наездников, и завязалась ожесточенная схватка. Всей мощью своего отчаяния самураи Сигенари отбили натиск численно значительно превосходящего противника. Но по мере того, как терпел поражение один отряд, вместо него подходил другой, а потом еще очередной, поэтому казалось, что защитники замка в конечном счете живыми с поля битвы не уйдут.
– Нам следует пробиться к главному полку врага, – сказал Сигенари во время короткой передышки своему верному слуге Рёкану, когда-то известному под кличкой Чайная Муха. – Если только нам удастся уничтожить главнокомандующего Наотака Ии, ряды врага придут в расстройство, и у нас появится некоторый шанс на жизнь.
Вдохновляемые героическим примером своего предводителя ратники небольшого отряда бросились на врага. Не устоявшие перед яростным натиском воины четвертой и пятой сотни смешали свой боевой порядок и начали беспорядочное отступление. Казалось, их общее бегство неминуемо.
Ии в полном одиночестве отстаивал свою позицию. Размахивая своим веером саихаи, он рычал зычным голосом:
– Трусы! Вы пятитесь перед такой малочисленной горсткой противника? Назад, вернитесь, сегодня мы все равно победим!
Его слова тут же возымели нужное действие. Отступившие было ратники сплотили свои ряды, восстановили боевой порядок и теперь храбро сражались. Видя это, Сигенари мрачно про себя усмехнулся.
– Наступило мое время прорваться через боевые порядки, убить Ии, после чего пасть самому!
Пришпорив своего коня, он бросился вперед, стремительный как молния, его роскошный шлем и полированные доспехи сияли на солнце. Рёкан старался не отставать ни на шаг, держа наперевес тяжелую железную пику, и остальные наиболее преданные самураи держались рядом, прорубаясь через шеренги врага и разбрасывая его пехоту прочь со своего пути. Их натиск поначалу казался таким мощным, что люди вокруг Ии снова дрогнули. В этот переломный момент перед Сигенари внезапно появился известный своей огромной силой самурай по имени Дзюродзаемон Секи, нацелившийся в нашего героя огромной алебардой; но острие копья Сигенари прошло как раз через его нагрудник кольчуги, и он слетел со своей лошади замертво. Ратники Ии впали в панику, и ни один из них не рисковал встать на пути Сигенари, продолжавшего нестись вперед, и он атаковал Ии, не дав ему скрыться с поля боя. Во всем уступавший своему противнику Ии должен был упасть на землю, если бы не некий Фудзита Ното-но-Ками, бросившийся его спасать. Раздосадованный такой картиной, Сигенари развернулся, чтобы одним ударом выбить его из седла, и в тот момент Ии удалось ретироваться.
Обернувшись на пройденный путь, Сигенари увидел совсем немногих из своих людей; почти все они пали в рукопашной схватке. Весь израненный и ослабевший от кровопотери Сигенари осознал, что он сделал практически все ему доступное. Пока на него никто не обращал внимания, он спрыгнул со своего измотанного коня и проследовал к небольшой рощице на холме. За его приближением наблюдал один принадлежащий к лагерю Ии плебей, прятавшийся за деревьями. Бесстрашный Сигенари даже в нынешнем его измотанном состоянии внушал врагу страх и ужас. Скрывавшийся трус не смел напасть на него открыто, но, когда наш израненный герой лег, тяжело дыша, на землю, украдкой подкрался сзади и изготовился для удара ему в голову. Сигенари услышал слабый шелест приближающегося человека и оглянулся, спугнув негодяя, бросившегося наутек. Сигенари позвал его вернуться.
– Приятель, – произнес он, – кто бы ты ни был, подойди сюда и забери мою голову.
Но тот плебей, опасавшийся ловушки, боялся выполнить его просьбу.
– Трус! – прокричал умирающий воин. – Тебе нечего бояться меня. Ничего я тебе не сделаю. Отруби мне голову. Но я заклинаю тебя не снимать шлем до тех пор, пока не представишь ее своему господину Иэясу. Сознание покидает меня, прошу тебя отрубить мне голову и показать Иэясу.
Произнося последние слова, Сигенари поднял нижние пластины шлема и подставил свою шею для последнего удара. В полуобморочном состоянии плебей собрался
