Потом я, свесив ноги внутрь самоходки, присел на край люка, поднял болтающийся на шее бинокль и осмотрелся.
К лязгу траков и реву двигателей теперь добавились глухие выстрелы танковых пушек. Немецкие танкисты палили практически наугад, явно вызывая наших противотанкистов на «ответку», но те благоразумно помалкивали, подпуская противника на дистанцию эффективного огня – все-таки знали, в какой момент их стоит бить.
Движущиеся вражеские танки на заснеженном поле были видны довольно прилично даже в сгущающихся сумерках. Тем более что только немногие из них были перекрашены в белый цвет, большинство было во вполне контрастном для зимнего пейзажа желто-зелено-коричневом или даже сером камуфляже.
Беглый взгляд на передние вражеские машины показал, что ничего похожего на тогдашние ночные приборы наблюдения мехводов и прицелы (а это были довольно массивные конструкции) на них не было. Выходит, я зря боялся.
А раз так, сумерки, видимо, были сегодня нужны немцам затем, чтобы скрыть их число и элементарно затруднить прицеливание противотанкистам. Как-никак в последнюю военную зиму танки у них были уже считанные, и взять новых им было, если честно, негде.
На левом фланге атакующих (для нас это был правый фланг) я различил сквозь линзы бинокля два выделяющихся своими грубо-рублеными формами и чудовищными размерами покрытых разводами камуфляжа металлических ящика. Без сомнения, это были те самые обещанные «Маусы».
Оба гробообразных агрегата (а внешне «Маус» больше всего походит именно что на очень большой гроб, поверх которого поставили другой гробик чуть поменьше – башню) ожидаемо и очень медленно шли по твердому шоссе, на левом фланге. Если бы их пустили в центр, то есть по изрытому воронками полю, прямо на пехотные траншеи, была вероятность, что они на этом самом поле застрянут. Чисто автоматически я отметил, что на «Маусах» не было ни тактических номеров, ни даже черно-белых балочных крестов.
В общем, пока на поле грохотали танки и рвались первые безответные снаряды, между нашими командирами разного уровня явно шли какие-то интенсивные переговоры. По крайней мере, я слышал, как внутри рубки самоходки комбат Востропятов (позывной которого был «Десятый») что-то докладывал по рации «товарищу Третьему», а потом отвечал, что он все понял. А я, пользуясь некоторой паузой, пересчитал приближенные биноклем немецкие машины.
Ну, насчет «нескольких десятков танков и САУ» это был некоторый перебор. Я отметил штук по десять длинноствольных Stug-III (они же «Арштурмы») и «Т-IV» с бортовыми экранами и без. Сюда же затесалось три танка-истребителя «Pz-IV/70» на базе той же «четверки». Итого насчитал двадцать две «размазанных тонким слоем» по фронту средние немецкие машины плюс пару ЗСУ (то ли «Вирбельвинды», то ли «Оствинды») на шасси «Т-IV» базе, одна из которых держалась на дороге, возле «Маусов», вместе с парой «Штугов» и одной «четверкой». Главная ударная сила противника, не считая «Маусов», шла в центре немецкой атакующей формации – два «Королевских Тигра», пять «Пантер», а с ними и еще какой-то, смутно знакомый, угловатый сундук, из неподвижной рубки которого вместо нормальной пушки торчала непонятная короткая фиговина с бочку толщиной. Что за сундук, кстати?
Мать честная, вспомнил я, да это же «Штурмтигр»! Надо же! Ну очень редкий зверь, которых и сделали-то всего не то 13, не то 18 экземпляров и которых вроде бы вообще не было на Восточном фронте, не считая одного из прототипов, брошенного и захваченного советскими войсками в самом конце войны (именно он и стоит в Кубинке). Остальные «Штурмтигры» вроде бы должны были воевать где-то между Льежем и Ахеном, у германско-французской границы, и затем навечно остаться в тех местах. И вот на тебе – один из этих агрегатов почему-то прет чуть ли не прямо на меня, причем там, где он появляться ну никак не должен. Что я их, блин, притягиваю?
«Штурмтигр» держался в самом центре цепи атакующих немецких танков, между двух «Королевичей», но полз по заснеженному полю очень медленно.
Итого по моим подсчетам выходило 33 немецких танка и САУ. И да, я согласен, что про три десятка танков действительно вполне можно сказать, что их «несколько десятков» (ну, то есть больше двадцати). Так что будем считать, что все-таки и я и те, кто меня об этом заранее предупредил, несильно преувеличили.
А еще позади атакующих танков просматривалось с пяток полугусеничных БТРов (стандартные «Ганомаги», они же Sdkfz.251) и редкая цепочка сильно отставшей от танков пехоты.
Пока я размышлял и прикидывал, гитлеровские машины, бегло стреляя с коротких остановок, прошли по полю почти половину расстояния до наших траншей.
А дальше началось то самое «кино», ради которого все и затевалось.
В небе над моей головой множественно и противно заныло и засвистело, а потом между немецкими танками один за другим поднялись фонтаны земли и снега от разрывов тяжелых снарядов. Явно от всей души долбанула наша корпусная артиллерия, начавшая раз за разом добавлять в мгновенно ставший каким-то нечетким окружающий пейзаж «чемодан» за «чемоданом». Поле и лес ощутимо заколыхались, а «ИСУ-122» подо мной трясло так, что я даже присел, укрывшись за толстой крышкой открытого люка и втянув голову в плечи.
Корректировали огонь те, кто на этом явно собаку съел и волком закусил, грамотно и со знанием дела. Пара первых серий снарядов легла в центр атакующих гитлеровских «коробочек» и на шоссе, прямо перед «Маусами». А потом пошли уже явно накрытия – неяркие вспышки разрывов давали пламя и дым от очагов вспыхивающих пожаров. И было их не так чтобы мало.
Всего наши гаубицы (а стреляло тут никак не меньше артполка) успели дать залпов десять и дисциплинированно кончили стрелять, только когда передние немецкие танки подошли к пехотным траншеям вплотную – на прямую наводку.
И уже здесь открыли огонь пехота и иптаповцы. Эти били только по видимым и близким целям.
Когда земля, снежная пелена и дым от артобстрела немного рассеялись, я увидел, что немецкого полку несколько убыло.
Первым делом линзы моего бинокля, естественно, повернулись в сторону шоссе. Ну и что я там увидел? Я с удивлением обнаружил, что головного «Мауса» фактически больше не было. Вместо него дорогу перегораживала какая-то невнятная и очень большая груда железа, которая слегка дымилась, замерев поперек шоссе
