– Гироскоп, – сказал Худ.
Мэтт заставил свою онемевшую правую руку передвинуться влево и щелкнуть тумблером гироскопа.
– Тебе бы потренироваться, – сказал Гарри Кейн с подчеркнутым спокойствием. – Ты закончил рассказ?
– Я мог забыть некоторые подробности.
– Дальнейшие вопросы и ответы мы отложим, а сейчас разместимся. Мэтт, Лейни, Лидия, вытащите меня отсюда и передвиньте Джея к приборной доске. Джей, руки работают?
– Да, паралич почти закончился.
Мэтт и женщины выбрались. Гарри вышел самостоятельно, двигаясь рывками, но все же держась прямо. Он отказался от помощи и понаблюдал за Худом. Тот открыл приборную панель и стал ковыряться внутри.
– Мэтт! – позвала Лейни.
Она стояла в дюймах от обрыва.
– А ну назад! – крикнул он.
– Нет! Подойди!
Мэтт подошел. За ним и миссис Хэнкок. Все трое стояли у края бездны, глядя вниз, на свои тени.
Солнце светило им в спину под углом сорок пять градусов. Туман из водяного пара, который этим утром накрыл южную сторону Плато, теперь лежал прямо за краем обрыва, почти у их ног. И они смотрели на свои тени – три тени, уходившие в бесконечность, три темных тоннеля, все уменьшавшихся по мере того, как они пробивались сквозь освещенный туман, пока их размытые края не исчезали совсем. И каждому из троих казалось, что только его собственная тень окружена маленькой, яркой, совершенно круглой радугой[69].
К ним присоединилась четвертая тень, двигаясь с трудом.
– Эх, камеру бы, – простонал Гарри Кейн.
– В жизни не видел ничего подобного, – сказал Мэтт.
– Я как-то видел, давно. Было похоже на знамение: я, представитель человечества, стою на краю мира с радугой вокруг головы. В ту ночь я присоединился к Сынам Земли.
Послышалось глухое жужжание. Обернувшись, Мэтт увидел машину. Она проплыла мимо него по лужайке, остановилась у края, перелетела его, зависла над туманом и затем погрузилась в него, как ныряющий дельфин.
Гарри повернулся и спросил:
– Все установил?
Худ стоял на коленях на траве – там, где прежде покоилась машина.
– Да. Она вернется в полночь, подождет пятнадцать минут и улетит обратно. Так будет еще три ночи. Кто-нибудь поможет мне добраться до дома?
Мэтт потащил его по парку. Худ был тяжел; ноги уже двигались, но почти не держали.
По дороге Худ тихо спросил:
– Мэтт, что ты нарисовал на двери?
– Кровоточащее сердце.
– Да? Зачем?
– Сам точно не знаю. Когда увидел, что сделали с охранником, возникло ощущение, будто я снова попал в банк органов. Я вспомнил дядю Мэтта. – Он инстинктивно вцепился в руку Худа. – Его забрали, когда мне было восемь. Я так и не узнал почему. Надо было оставить знак, говорящий, что я там побывал, – я, Мэтт Келлер, вошедший один и вышедший с армией. За дядю Мэтта! Я был немного не в себе, Худ; я увидел в банке органов такое, что сведет с ума кого угодно. Я не знал вашего символа, поэтому нарисовал свой.
– Хороший символ. Наш я потом тебе покажу. Страшно было в банке?
– Чудовищно. Но страшнее всего эти крошечные сердца и печени. Дети, Джей! Я никогда не знал, что они хватают детей.
Худ посмотрел вопросительно, но тут Лидия Хэнкок толкнула большую переднюю дверь, и пришлось сосредоточиться на подъеме по ступенькам.
Хесус Пьетро был в бешенстве.
Он провел какое-то время в кабинете, зная, что там от него будет больше пользы, но четыре стены действовали на нервы. Теперь он находился на краю автопарковки, смотрел, как уносят последних жертв звуковой атаки. Телефон был на поясе; секретарь мог связаться при необходимости.
Прежде Хесус Пьетро никогда не питал ненависти к колонистам.
Для него человеческие существа делились на две разновидности: экипажники и колонисты. На других мирах могли быть свои понятия, но другие миры не имели отношения к Горе Погляди-ка. Экипажники были хозяевами, большей частью мудрыми и благожелательными. Предназначением колонистов было служение.
В обеих группах имелись исключения. Были экипажники, ни в коей мере не мудрые и не старавшиеся быть доброжелательными; они принимали блага своего мира и пренебрегали обязанностями. Были колонисты, желавшие изменить сложившийся порядок вещей, и другие, которые не хотели служить, а вставали на преступную стезю. Встречаясь с экипажниками, которые не вызывали у него восхищения, Хесус Пьетро выказывал уважение, подобающее их статусу. Колонистов-отступников он выискивал и карал.
Однако ненависти к ним не было – во всяком случае, не больше, чем у Мэтта Келлера к рудным червям. Борьба с предателями была частью его службы, повседневной рутины. Они вели себя так потому, что были колонистами, и Хесус Пьетро изучал их, как студент-биолог изучает бактерии. Интерес к колонистам заканчивался вместе с рабочим днем, если только не происходило чего-то необычного.
Теперь этому пришел конец. Безумно бегущие по Госпиталю мятежники из рабочей рутины ворвались прямо к нему в дом. Он не взбесился бы сильнее, если бы арестанты действительно побывали в его жилище, расколотили мебель, убили слуг, подложили яд домоуборщикам и рассыпали соль на ковры.
Зажужжал интерком. Хесус Пьетро снял его с пояса и сказал:
– Кастро.
– Йенсен, сэр. Я звоню из вивария.
– И?
– Недостает шести мятежников. Назвать их имена?
Хесус Пьетро огляделся. Последнего бесчувственного колониста увезли десять минут назад. Эти пассажиры каталок были персоналом парковки.
– У вас должны быть все. Вы проверили операционные? Я видел по меньшей мере одного мертвого под дверью.
– Я проверю, сэр.
Парковка возвращалась в нормальное состояние. У мятежников не хватило времени разгромить здесь все так же, как в коридорах и комнате отдыха электриков. Хесус Пьетро размышлял, вернуться ли в кабинет или отследить атаку мятежников до комнаты отдыха. Но тут он заметил двух человек, споривших около гаражей, и подошел к ним.
– Вы не имели права отправлять «Бесси»! – кричал один.
На нем была форма оперативника, он был высок и темнокож – прямо красавец с вербовочного плаката.
– А вы, чертовы оперативники, считаете, что это ваши собственные машины, – презрительно заявил механик.
Хесус Пьетро улыбнулся, потому что механики считали точно так же.
– В чем дело? – спросил он.
– Этот идиот не может найти мою машину! Простите, сэр.
– А какая машина ваша, капитан?
– «Бесси». Я уже три года пользуюсь «Бесси», а сегодня утром какой-то кретин отправил ее опрыскивать лес. И видите?! Она пропала, сэр! – Голос его стал печален.
Хесус Пьетро обратил свои холодные голубые глаза на механика:
– Так вы потеряли машину?
– Нет, сэр. Я просто не знаю, куда ее поставили.
– А где машины, которые вернулись после опрыскивания леса?
– Да вот одна из них. – Механик указал на автоплощадку. – Мы почти закончили ее разгружать, когда налетели эти изверги. Кстати, мы разгружали обе машины. – Механик почесал голову. До последней возможности он избегал встречаться взглядом с Хесусом Пьетро. – С тех пор я не видел второй машины.
– Кое-кого из арестантов не хватает, вам это известно? – Кастро не
