Голос. Она вся обратилась в слух.
– Полли, – сказал он, – ты должна мне доверять.
Она хотела ответить, выразить свою благодарность, попросить обладателя голоса, чтобы он продолжал разговор, взмолиться, чтобы отпустил ее. Но не могла говорить.
– Я бы рад освободить тебя, вернуть в мир красок, прикосновений и запахов, – сказал голос и добавил с мягкостью, сочувствием и сожалением: – Но пока я не могу этого сделать. Есть люди, которые вынуждают меня держать тебя здесь.
Голос перестал быть ничейным, бесплотным. Полли поняла, кому он принадлежит.
– Гарри Кейн и Джейхок Худ. Это они не дают освободить тебя…
Голос Кастро. Захотелось кричать…
– …потому что ты провалила задание. Ты должна была добыть исчерпывающую информацию о рамроботе номер сто сорок три, но не справилась.
«Ложь! Ложь! Я справилась!»
Она хотела прокричать правду, всю правду. Но ведь именно этого Кастро и добивается! А она так долго не говорила!..
– Ты пытаешься мне что-то сказать? Возможно, я смогу уговорить Гарри и Джейхока, чтобы разрешили освободить твой рот. Ты ведь не против?
«Я буду просто в восторге, – подумала Полли. – Я расскажу всем тайну твоего происхождения».
Удивительно, что еще осталась способность соображать. Сон – вот что помогло. Сколько она здесь? Не годы, даже не дни; она бы чувствовала жажду. Если только ей не вливали воду внутривенно. Какое-то время она проспала, это ясно. Кастро не знал о милосердных пулях. Он пришел на несколько часов позже.
Где же голос?
Тишина. Полли ощущала слабую пульсацию сонной артерии; но едва ухватилась за этот стук, исчез и он.
Где Кастро? Оставил ее тут гнить?
«Говори! Говори со мной!»
«Планк» был велик, но его жилые помещения занимали менее трети объема: три кольца герметичных отсеков между грузовыми трюмами вверху и водяными топливными резервуарами и ядерными посадочными двигателями внизу. Для основания самодостаточной колонии требовалось много груза. И уйма топлива для приземления «Планка»: жесткая посадка на управляемой водородной бомбе – это куда хуже, чем падение паяльной лампы на пуховую перину.
Жилые отсеки не занимали много места. Но и тесными они не были, поскольку помещения в кормовой стороне коридора рассчитывались на комфортное проживание лишь трех растущих семей.
Вот почему допросная Хесуса Пьетро когда-то была гостиной – с диванами, карточным столом, кофейным столиком, экраном ридера, подсоединенного к корабельной библиотеке, и маленьким холодильником. Столы и другие предметы мебели исчезли, давным-давно отрезанные горелками от внешней стены. Для космического корабля, где лишнего места не бывает, это была большая комната – просто роскошная. Да и как иначе? Ведь ее жильцы не могли выйти на улицу и подышать свежим воздухом.
Теперь, опрокинутая, комната была просто высокой. На половине высоты стен располагались двери, которые вели в другие части квартиры. Дверь в коридор превратилась в люк, а дверь прямо под ней – в шкаф для хранения скафандров на случай аварии – теперь была досягаема только с лестницы. На полумесяце пола внизу стоял большой тяжелый ящик, два охранника сидели в креслах, еще одно кресло пустовало, а Хесус Пьетро Кастро закрывал мягкий раструб переговорной трубки на одном из углов ящика.
– Дадим ей минут десять, чтобы все обдумала, – сказал он, после чего посмотрел на свои часы, засек время.
Зазвонил его ручной телефон.
– Я в виварии, – доложил майор Йенсен. – Все верно, девушка – колонистка, одета в краденую экипажную одежду. Где взяла ее, мы пока не знаем. Сомневаюсь, что ответ нам понравится. Пришлось накачать ее антидотом: она умирала от передозировки.
– И нет оснований считать, что с ней был кто-то еще?
– Я бы этого не утверждал, сэр. Есть два обстоятельства. Во-первых, провода, идущие к ее койке, были оборваны. Ее шлем не работал. Она не могла отключиться самостоятельно. Или могла? Если могла, это объясняет, как днем одному из арестантов удалось проснуться.
– А потом он освободил остальных? Я в это не верю. Мы бы заметили оторванные провода.
– Согласен, сэр. Значит, кто-то оторвал провода, когда она уже была в кресле.
– Допустим. А второе?
– Когда в виварий пустили газ, один из четырех полицейских не надел носового фильтра. Мы не обнаружили этот фильтр; шкафчик охранника пуст, а когда я позвонил его жене, та заявила, что он взял фильтр с собой. Он уже проснулся, но совершенно не понимает…
– Стоит ли об этом беспокоиться? Охранники не привыкли к газовым фильтрам и к газу.
– На лбу у этого человека был знак, сэр. Вроде того, что мы нашли днем, только этот сделан шариковой ручкой.
– Вот как?
– И это означает, сэр, наличие предателя в самой Реализации.
– Что заставляет вас так считать, майор?
– Кровоточащее сердце не указывает ни на одну известную революционную организацию. Далее, только охранник мог нанести знак. Больше никто этой ночью не входил в виварий.
Хесус Пьетро подавил раздражение:
– Возможно, вы правы, майор. Завтра мы придумаем, как их выкурить.
Майор Йенсен внес несколько предложений. Хесус Пьетро выслушал, сделал соответствующие комментарии и при первой возможности отключил связь.
Услышанное очень не понравилось Хесусу Пьетро. Предатель в Реализации? Такое не исключено, и забывать об этом не стоило. Однако новость о том, что шеф имеет подобные подозрения, способна повредить моральному духу Реализации больше, чем любой предатель.
Впрочем, сейчас не это главное. Ни один предатель из охраны не смог бы невидимым войти в кабинет Хесуса Пьетро.
Хесус Пьетро позвонил энергетикам:
– Вы сейчас ничем не заняты? Хорошо. Пусть кто-нибудь принесет нам кофе.
Еще три минуты, и он сможет продолжить допрос.
Хесус Пьетро расхаживал по комнате. Он с трудом удерживал равновесие с примотанной к телу рукой: еще один повод для раздражения. Онемение в изувеченной кисти постепенно проходило.
Да, кровоточащее сердце – это что-то совсем иное…
Зловещий символ на полу вивария. Пальцы, ломающиеся без ведома их владельца. Чернильный рисунок, из ниоткуда появляющийся на обложке досье, точно подпись.
Подпись…
Интуиция – штука тонкая. Интуиция подсказала Хесусу Пьетро, что этой ночью произойдет нечто. И что-то произошло; но что именно? Интуиция или нечто похожее привели его сюда. И ведь не было никаких рациональных причин думать о Полли Турнквист. Известно ли ей что-нибудь важное? Или подсознание имело иной резон привести его сюда?
Хесус Пьетро мерил шагами дугу внутренней стены.
Вскоре наверху кто-то постучал в дверь. Охранники выхватили пистолеты и задрали головы. Послышалась возня, по лестнице медленно спустился человек, держа поднос одной рукой. Он даже не пытался закрыть за собой дверь.
Транспортник никогда не был удобным местом для работы. Повсюду вертикальные лестницы. Человеку