– Суки долбаные! – без предупреждения ворвался в ухо голос Паука. Трепач едва не подпрыгнул от неожиданности. – Глушак на подходе врубили, козлы! Не успел предупредить… Как вы там, парни? Ага, вижу. Сейчас организую подкрепление.
– Не надо, – на чистой вибрации связок, пряча звук от брамайнов, откликнулся Франт. – Сами справимся, не маленькие.
– Отставить самодеятельность! Подкрепление будет через двадцать три минуты. Тяните резину, забивайте баки этим говнюкам. Главное, в драку не лезьте! За бабу головой отвечаете!
– Головами, – уточнил педант-Франт. – У нас их две.
Драка с брамайнами его вполне устраивала, в отличие от приказов Паука.
– Сделаем, – вмешался Трепач.
Забивать баки? Всяко лучше, чем мозжить друг дружке затылки. Двадцать три минуты? Для круглого счёта берем полчаса.
VI– …Где была ваша служба поддержки все эти годы?
– Где надо, там и была!
– Нет, где? Когда эта несчастная, эта страдающая женщина…
– Закрой рот, ларги́!
– …так в вас нуждалась?
– Не твоё дело!
– Моё!
– Ты чужак! Мы, брамайны, сами разберемся…
– Справедливость не имеет расовой принадлежности!
– У нашей службы много работы…
– Работы у них много! Труженики невидимого фронта!
– …вот, дошла очередь и до госпожи Джутхани.
– Вы верите этим проходимцам, госпожа? – краем глаза Трепач следил за брамайнами. – Этим мошенникам! Этим, не побоюсь громкого слова, аферистам со справкой!
– Оскорбление должностного лица? При исполнении?!
– А как ещё назвать незваного гостя?
– Это мы-то незваные гости?
– А кто? Я, что ли?
– Ты!
– Ага, это я ворвался в чужой дом! Я мешаю дружеской беседе!
– Мешаете!
– Я пугаю хозяйку, хамлю ей…
– Кому это мы хамим?
– Госпоже Джутхани! Очередь у них дошла!
– Да, дошла!
– Сами и стойте в вашей очереди! Хоть до морковкина заговенья!
Красотка забилась в дальний угол. Она, видимо, не осознавала, что прячется от брамайнов за спинами ларги́. Неплохо, оценил Трепач. Верные рефлексы, в нашу пользу. Но всё равно казалось, что женщина стоит столбом посреди комнаты, между конкурентами, готовыми вцепиться друг другу в глотку, и мужчины переругиваются через её голову.
Шестнадцать минут. Ещё шестнадцать минут и три секунды.
– Мы сорасцы! А вы – расисты!
– Сорасцы они! Вы ещё поцелуйтесь!
– Как у вас говорят? Скатертью доро́га?!
– Так говорят на диком Сечене. А мы с просвещённого Ларгитаса…
– А мы с Чайтры! С матери-Чайтры!
– Разуйте глаза! Мы на Хиззаце, а не на вашей матери Чайтре. Значит, в равном положении… Нет! Конечно, не в равном! Нас госпожа Джутхани, между прочим, любезно пригласила в дом. А вы вломились без спросу!
– Мы не вламывались! Дверь была открыта!
– Открыта, да не про вашу честь! Ну-ка, угадайте с трёх раз: над кем висит статья о незаконном проникновении?
– Чушь! Абсурд!
– Висит-качается! Один звонок в полицию – и…
Четырнадцать минут. Тринадцать минут и двадцать шесть секунд.
Хиззацскую полицию Трепач упомянул с умыслом. Пусть брамайны трижды подумают, прежде чем нарываться. Кому нужны проблемы с местными, насквозь продажными блюстителями порядка? Он мог распинаться сколько угодно, что и намерен был делать до победного конца. Вон, даже Франт раздумал лезть первым в драку, и правильно, молодец…
– Она не станет…
– Станет…
– Заткнитесь! Все!!!
Трепачу показалось, что «слизняк» разросся и двойной пробкой забил ему оба уха. Пронзительный вопль Красотки оглушил бы кого угодно. Оконное стекло, и то дрогнуло, задребезжало.
– Мой сын, – внятно, как единое слово из двух слогов, произнесла женщина. Её голос неприятно звучал в воцарившейся тишине. – Мой сын действительно жив? Вы не лжёте?
– Да! – выдохнули конкуренты хором.
– Где он? Что с ним?!
– Отвечай, сорасец! – перехватил инициативу Трепач. – Давай, колись!
Он устремил обличающий перст на ближайшего брамайна. Тот замялся: похоже, он знал ещё меньше ларгитасцев. Начальство везде одинаково: результат требует, а на информацию жмотится.
– Видите, госпожа Джутхани? Слышите?! – Трепач развивал успех. – Что они знают о вашем сыне! Ни-че-го! Только и могут, что подслушивать за дверью, а потом повторять, как попугаи! Поддержка? Да она гроша ломаного не стоит, их поддержка!
Десять минут, тридцать две секунды.
– Демагоги! Давят на дешёвый патриотизм. Сына они вам не вернут, в отличие от…
Перестарался, болван. Перегнул палку. Нельзя было трогать патриотизм.
Болотный сумрак взорвался вихрем стремительных движений. К счастью, Франт, молчаливый пижон Франт был начеку. Франт ждал, надеялся – и дождался! Легко нырнув под могучий, вне сомнений, нокаутирующий крюк с правой, он хлестнул Суреша ладонью по глазам, пнул в колено Амрита, ринувшегося на помощь напарнику – и заплясал, затанцевал: уходы, финты, сбивы. В те редкие минуты, когда Франт не подпирал стену, у него прореза́лся уникальный талант: ни на мгновение не оставаться на одном месте. Удары брамайнов во Франта не попадали или приходились вскользь. При этом он каким-то фантастическим образом, как газ в бутылке, ухитрялся занимать собой всю комнату без остатка, не позволяя Сурешу с Амритом приблизиться к Трепачу, а главное, к Красотке. Последнюю Трепач без промедления затолкал обратно в дальний угол – сиди тихо! – и закрыл собой. Выхватил из кармана парализатор: компактный, но мощный «Коматоз», четвёртое специальное значение. Пустить его в ход Трепач не мог, опасаясь зацепить Франта, но мало ли, как сложится судьба?
Франт отступил на шаг, другой.
Воодушевленные брамайны удвоили усилия – и проморгали момент, когда в руках у Франта возник стул, к которому он, собственно, и подбирался. Расклад сил в этот миг изменился куда радикальнее, чем предполагали смуглые работники службы поддержки соотечественников. Трепачу доводилось видеть, на что способен Франт со стулом в руках, и всякий раз это было чрезвычайно поучительное зрелище.
Взмах, ещё взмах. Перехват.
Твёрдые «рога» ножек с деревянным стуком бодают Суреша в грудь, отшвыривают прочь. Спинка на возврате в хлам разбивает нос Амрита. Брызжет кровь. Взмах, проворот. Левая рука Амрита повисает плетью. Ноги Суреша, подбитые стулом, взлетают к потолку, как у записной балерины. С диким, вовсе не балетным грохотом брамайн падает…
Спиной – нет, задницей, чья чувствительность превосходила самые чуткие приборы, Трепач уловил движение. Бросив косой взгляд через плечо, он успел заметить, как исчезает в узком проёме краешек голубого сари. Чёрный ход! Вторая дверь, будь ты проклята! Дав клятву неделю – месяц! – есть себя поедом за преступное ротозейство, Трепач рванул по тёмному, заставленному барахлом коридору вдогон за беглянкой. Его подстегивал Паучий рык в ухе: «Олух! Бабу держи, бабу!» На бегу он снёс штабель картонных коробок, запнулся о какую-то хитровывернутую железяку, кубарем выкатился на тесный задний двор: глухие заборы по бокам, впереди – мусорные баки…
В проулке за баками мелькнул клочок неба.
Трепач вскочил на ноги, сгоряча пробежал пару метров – и едва не упал: резкая боль пронзила колено навылет. Хорошо, успел схватиться за край мусорника. Пластик был горячим и скользким.
– Чёрт! Нога!..
Из чёрного хода вылетел растрепанный Франт без стула. Глаз у напарника заплыл, на скуле багровела ссадина, но в остальном Франт был готов к употреблению.
– За ней!
Трепач ткнул рукой в проулок, где скрылась брамайни.
Франт кивнул, доставая что-то из кармана. На лету Трепач поймал второй парализатор – такой же «Коматоз», как у него самого. Пояснений не требовалось: брамайны ещё в игре. К
