Амарканд был силен, уверен в себе, даже насмешлив. Он смотрел на ведьму, отнявшую у него жизнь, но и теперь не чувствовал пустой ненависти. Ненависть – для слабых, а его появление здесь было данью справедливости. Он был именно таким, каким хотел видеть его когда-то Амиар – в детстве, когда одиночество загоняло его в угол и он думал о том, что было бы, если бы его родители остались в живых. Амарканд был символом той самой жизни… хорошей жизни!
Но если бы у него не отняли ту жизнь, сегодня у него не было бы Даны. История идет так, как должна идти, и сослагательное наклонение бесполезно. «Если бы» должно оставаться несбыточной мечтой и всегда ею будет.
– Надо же, какая удача! – заявила Аурика. – Мне еще никогда не удавалось убить кого-то дважды!
Она напрасно храбрилась, потому что получалось у нее откровенно плохо. Она устала, разрушая этот мир, да и выглядела она так, будто это она много дней провела в камере, а не Дана! Аурика была не в себе, ее холодное превосходство просто растворилось, сменившись паникой королевы, которая обнаружила, что ее обожаемая корона все это время была картонной.
И тем не менее, ведьма не сдавалась. Когда Амарканд двинулся к ней, она попыталась остановить его, она бросила на это все возможности своего мира. Но даже здесь, в убежище, которое она и выдумала, Аурика была бессильна. Когда-то она победила его только за счет обмана и предательства. Теперь же ее принуждали к честному бою, и она не знала, как выкрутиться.
Она пыталась обрушить на него здания, проломить под ним асфальт, увлекая его в темноту, поразить его молнией с грозового неба. Бесполезно! Власть от нее перешла к нему. В честном бою у ведьмы, привыкшей пользоваться чужой силой, не было ни шанса против главы дома Легио.
Амарканд же не спешил нападать на нее. Он даже не говорил с ней, потому что знал: это бесполезно. Аурика слишком долго жила только своими желаниями. Она не знает, что такое стыд или сожаление. Она – центр мира, ее мысли всегда будут посвящены только самосохранению.
Поэтому он показывал ей истину иначе. К окнам домов, окружавших их, прильнули люди и нелюди… все – мертвые. Но если Амарканд не выглядел мертвецом, то эти сохранили на себе жуткие черты последней агонии. Амиар не знал никого из них, но не сомневался, что все они были когда-то жертвами Аурики.
Вот они, ее судьи и присяжные. Вот единственное объяснение, которое она заслужила. Эти мертвецы были ответом на ее возможные мольбы о пощаде и требования о том, чтобы ее оставили в живых, как велят законы кластерных миров. В этой реальности действовал всего один закон, самый примитивный.
Прими то, что дала им. Круг замыкается.
Сообразив, что она не сможет навредить Амарканду, Аурика попыталась бежать. Она прошептала заклинание, которое наверняка должно было вернуть ее в человеческое тело, однако ничего не произошло. Этот мир уже переплелся с ней, связал ее душу и не собирался отпускать.
Со стороны домов к ней потянулись тонкие прутья арматуры. В реальном мире металл никогда не обладал такой гибкостью, мягкой, почти как у воды, но здесь было возможно все. Сколько бы Аурика ни металась, прутья поймали ее, скрутили, пробили насквозь. Один из них обвился вокруг нижней половины ее лица, не позволяя ей произнести ни звука. Ведьма все еще была жива, но она потеряла последнюю власть над этим миром. Ловушка, созданная ею для Даны, вдруг обернулась против нее.
Амарканд подошел ближе, остановился напротив ведьмы и посмотрел на нее с удивительным для неупокоенного духа безразличием.
– А ведь я говорил тебе, – напомнил он. – Я предупреждал, что все вернется к тебе. Это не месть, это справедливость. Она сама выбирает время и руку, которой она будет действовать, но она приходит за всеми. Теперь дождись меня, и мы уйдем вместе.
Это было единственной насмешкой, которую он себе позволил: Аурика была навеки прикована к месту.
Покончив с ней, он вернулся к Дане и Амиару. В этот момент Амиар и сам толком не понимал, что чувствует. Перед ним стоял его отец – которого у него не было. Между ним и Амаркандом мостом протянулись лишь фотографии, чужие воспоминания и несбывшиеся мечты.
Да и Амарканд смотрел на сына, которого не знал. Он не застал рождение Амиара, не видел его детство, не подмечал в нем свои привычки и умения. Он видел, что сын вырос почти его копией. Но разве этого достаточно?
Оказалось, что да. Амарканд первым подался вперед и обнял его. Это не было демонстрацией или данью обычаям. Амарканд Легио всегда делал только то, что ему хотелось, даже после смерти.
Амиару казалось, что у него внутри бушует ураган – разрушительный смерч, сносящий на своем пути остатки покоя. Даже когда Амарканд отстранился от него, чтобы обнять Дану, это чувство не исчезло.
Появление Амарканда ничего не изменит, и вместе с тем, ничто уже не будет прежним.
Мир продолжал разрушаться, а значит, времени у них было совсем немного. Амарканд тоже знал это и обратился к Амиару:
– Ты не представляешь, как я хотел встретиться с тобой. Еще до того, как я узнал твою мать, у меня была необычная жизнь, и я бы многое мог назвать своим достижением. Но лишь когда я узнал, что родишься ты, я понял, что такое настоящее достижение.
– Ты умер из-за меня, – тихо напомнил Амиар.
– Нет. Умер я из-за нее, – Амарканд кивнул на Аурику. – В тебе я возродился. Это единственное бессмертие, в которое я верю и верил всегда. Из нас двоих, только ты все сделал правильно. Я не смог дать тебе всего, что хотел и должен был дать. Но даже без этого ты превзошел меня и стал лучше, чем я когда-либо надеялся стать.
– Ты не знаешь этого…
– Знаю. Я знаю все. С той стороны многое открывается по-другому, и хотя это уже не жизнь, это не потеря связи. По-своему, я всегда с тобой. Ты –
