– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Гамаш улыбнулся. И кивнул.
– Запомните: ведется расследование убийства. Ваши тайны будут раскрыты. Я даю вам шанс сказать мне о них по-тихому.
– Мне нечего вам сказать.
Гамаш понизил голос, хотя, кроме них, в комнате никого не было.
– Я пойму, – сказал он. – Доверьтесь мне. Прошу вас.
Натаниэль Смайт взглянул в глаза Гамашу, почувствовал слабый запах сандалового дерева и розовой воды, хотя не смог бы назвать эти ароматы. Он только знал, что они ему нравятся. Они успокаивали. Как и глаза.
Но тут он вспомнил предостережение профессора Ледюка. Относительно коммандера Гамаша.
А потом вспомнил тело профессора Ледюка.
– Можно мне вернуться в мою спальню? – спросил Смайт, переходя на французский. – Я могу поискать карту, если хотите.
Гамаш несколько мгновений удерживал его взгляд, затем кивнул:
– Через минуту.
Он взял телефон и сделал звонок.
Вскоре в дверь постучали, и вошел один из преподавателей.
– Пожалуйста, проводите кадета Смайта в его комнату, а потом в столовую.
– Что мне говорить остальным? – спросил Натаниэль от двери. – О профессоре Ледюке. Все будут спрашивать.
– Говорите им правду.
Дверь закрылась, и Гамаш несколько секунд смотрел на нее, потом перевел взгляд на карту в рамке, висящую на стене.
Коричневые пятна, то ли грязь, то ли нет. Потертости и рваные края. Тонкие контуры, словно морщины на обветренном лице. Реки и долины. Корова, и пирамида, и три сосны. И снеговик с поднятыми руками в знак победы. Или капитуляции.
Гамаш тяжело выдохнул – он и не знал, что задерживает дыхание.
Карту спрятали не случайно, сказала Рут. Замуровали не без причины.
Гамаш подошел с чашкой кофе к окну.
Он долго размышлял, а потом позвонил мэру и начальнику полиции.
После этого вышел в пустой коридор и направился к мертвому телу Сержа Ледюка.
К этому времени криминалисты уже должны были найти то, что он видел в ящике ночного столика убитого.
Копию карты.
Глава тринадцатая
За время работы коронером доктор Шарон Харрис видела трупы и похуже. Гораздо хуже. Ужасные, страшные. Что касается обезображивания, то этот был еще вполне приемлемый. Если бы она не перевернула его и не посмотрела на голову в целом. И если бы она не повернула собственную голову, чтобы увидеть, куда делась остальная часть головы трупа.
Что она, конечно, сделала.
Доктор Харрис поднялась на ноги, стащила с рук латексные перчатки, отошла от тела Сержа Ледюка и присоединилась к Жану Ги Бовуару и Изабель Лакост.
– Он умер, еще не успев упасть. Приблизительно перед полуночью. Единственный выстрел в висок, других ранений нет. Стреляли, вероятно, разрывной пулей. Такие пули обычно называют «убийцами», по понятной причине.
Обращаться к телу, чтобы понять эту причину, не требовалось.
– Вы уже нашли пулю? – спросила доктор Харрис.
– Нет, – ответил Бовуар. Он указал на противоположную стену. – Ищут.
Раздался стук в дверь, и вошел Арман Гамаш. Они с доктором Харрис поздоровались, как старые друзья, – не на одном деле работали вместе.
– Я могу только сказать, что причина смерти не вызывает сомнений, – сообщила она. – И смерть была мгновенной, почти милосердной.
– Такое впечатление, будто Ледюк просто стоял и ждал, когда это случится, – заметила Изабель Лакост. – Никаких следов борьбы. Почему?
– Не верил, что убийца нажмет на спусковой крючок? – предположила коронер.
– Может, он не думал, что револьвер заряжен, – сказала Лакост. – Может, убийца не имел намерения убивать Ледюка и убежал в ужасе от содеянного.
Бовуар направился к криминалистам, чтобы уйти от всех этих «может» и поговорить о фактах.
Он знал, что мотив важен, но зачастую расследование не доходило до сути конфликта. Почти никогда не докапывалось до истинных причин, заставивших одного человека забрать жизнь другого. Эти причины были подчас слишком туманны и сложны, и даже сам убийца не отдавал себе отчета в них.
А вот надежное материальное свидетельство – совсем другое дело. На основании подобных свидетельств можно находить преступника и ловить его. На лжи и ДНК. На раскрытых тайнах и найденных отпечатках пальцев.
Но годы работы со старшим инспектором Гамашем повлияли на Бовуара, и он, пусть и неохотно, признавал, что чувства играют большую роль в превращении обычного человека в убийцу. И вероятно, могут сыграть свою роль в его обнаружении. Хотя и не такую важную, как факты.
Изабель Лакост оставила коронера и Гамаша рядом с телом, а сама пошла к Бовуару, чтобы вместе с ним выслушать отчет старшего криминалиста о ходе расследования.
Доктор Харрис перевела взгляд с Гамаша на жертву убийства и обратно. И на ее лице отразилось удивление, даже ошеломление.
– Вы его не любили? – спросила она.
– Это так заметно?
Она кивнула. Дело было даже не в том, что она видела на его лице, а в том, чего не видела. Сострадание отсутствовало.
– Я оставил его в академии, – сказал Гамаш почти шепотом. – А мог бы уволить.
– Значит, вы не питали к нему недобрых чувств? – спросила Шарон Харрис, стараясь разобраться.
Но она, как никто другой, знала, что эмоции – вещь нелинейная. Они могли быть кругами, и волнами, и точками, и треугольниками. И очень редко были выражены прямой линией.
Каждый день она анатомировала последствия чьих-то необузданных эмоций.
Гамаш опустился на колени рядом с телом, изучая рану на виске Ледюка. И гораздо более значительное выходное отверстие. Потом он проследил за брызгами мозгового вещества Сержа Ледюка, разлетевшимися по комнате вплоть до того места, где агенты искали пулю.
– Нашла!
Но этот голос прозвучал не из группы полицейских, ищущих пулю. И находка была не пулей.
Все повернулись на голос и увидели агента в дверях спальни.
– В нижнем ящике под рубашками, – сказала она, пропуская в спальню старшего инспектора Лакост и других.
Там под аккуратно сложенными чистыми рубашками лежал кожаный футляр. Агент открыла его, и внутри они увидели красный бархат и характерные углубления, точно соответствующие форме револьвера. В футляре имелось еще одно углубление – для глушителя. И пустые углубления меньшего размера – под шесть пуль.
– Значит, револьвер принадлежал ему, – сказала Лакост, выпрямляясь.
Все снова посмотрели в гостиную, пытаясь понять, как револьвер мог оказаться там. Кто его вынес туда – Ледюк или убийца?
– Excusez-moi[36], – сказал агент, заглянувший в спальню. – Насколько я понимаю, это вы звонили начальнику полиции Сен-Альфонса, сэр?
Агент обращался к Гамашу. Тот кивнул:
– И мэру.
– Они оба здесь, – сказал агент. – Мы проводили их в ваш кабинет.
– Merci. Я буду там через несколько минут.
– Долбаный Ледюк, – пробормотал Бовуар. – Держать заряженное оружие в своей квартире. Незапертое. В учебном заведении. Глупый, глупый человек.
– Револьвер достал либо Ледюк, либо убийца, – сказала Лакост. – Во втором случае убийца, вероятно, хорошо знал Ледюка, настолько хорошо, что даже знал о существовании оружия и о том, где оно хранится.
– Я должен кое-что показать вам, – сказал коммандер Гамаш.
Амелия Шоке сидела за длинным столом, и с обеих сторон между нею и другими кадетами оставалось несколько пустых стульев.
Их собрали в столовой,
