Хуже всего было число пропавших без вести, считавшихся мертвыми. Потерянных и так никогда и не найденных.
Их оказалось много. Очень много.
Но ни один из них не носил фамилию Тюркотт.
Может быть, он выжил?
Чутье подсказывало Гамашу, что молодой солдат с картой, изображенный на витраже, не вернулся домой.
Закрыв коробку, он некоторое время сидел, глядя на крышку. Потом посмотрел на Оливье и на безмолвный телевизор.
Из гостиной доносились голоса: трубочист Берт предупреждал детей Бэнкс, что дядя Альберт страдает серьезной заразной болезнью.
Дядя Альберт хихикал, а затем, не в силах больше сдерживаться, захохотал во всю мочь.
«Я люблю посмеяться», – запел дядя Альберт и пел долго, громким и чистым голосом.
А на экране у Оливье грязный, изможденный Роберт Де Ниро вращал барабан револьвера, потом поднес ствол к виску. Глаза у него были сумасшедшие, рот раскрыт, вероятно в крике, но Арман слышал только смех дяди Альберта, доносящийся из соседней комнаты.
Де Ниро нажал на спусковой крючок.
Арман откинулся назад на стуле, тяжело дыша, с широко открытыми глазами.
Уставившись на оружие в руке Де Ниро.
Револьвер. Револьвер.
Опираясь на стул, Арман медленно встал. Оторвал взгляд от маленького экрана и посмотрел в гостиную. На Жака, Хуэйфэнь и Натаниэля. На Амелию. Смеющуюся вместе с дядей Альбертом.
Он все понял.
Глава тридцать восьмая
Когда фильмы закончились, гости ушли. Желина выпил последнюю порцию виски у камина и отправился спать, а Рейн-Мари и Гамаш остались наводить порядок.
– Было так плохо? – спросила Рейн-Мари.
Она думала, что его бледность вызвана тем, что́ он видел в обувной коробке, все еще стоявшей на кухонном столе. Она ошибалась.
– Загубленные молодые жизни, – сказал Гамаш. – «Не дай вам бог попасть в тот ад, где молодость и смех громят».
– Арман? – Рейн-Мари встревожилась, потому что еще никогда не видела его таким расстроенным.
– Désolé. Я размышлял о том, что их заставляли делать.
Она думала, что он говорит о тех парнях в коробке. Она ошибалась.
– Ты нашел молодого Тюркотта? – спросила она.
Гамаш глубоко вздохнул и вернулся мыслями в кухню.
– Non. Эти телеграммы, вероятно, потеряны. Удивительно еще, что столько сохранилось. – Он взглянул на жену и выдавил улыбку. – Тебе понравился фильм?
– Я смотрела его, наверное, в сотый раз, но все равно продолжаю любить.
Рейн-Мари тихо запела «Давай полетаем на воздушном змее», не переставая передавать ему вымытые теплые тарелки.
– Идешь? – спросила она, когда в кухне воцарился порядок.
– Нет, я, пожалуй, останусь еще ненадолго.
Она поцеловала мужа:
– Все в порядке?
Он молча кивнул.
– Не задерживайся допоздна.
Рейн-Мари поднялась в спальню, а Гамаш сел у камина в гостиной, Анри подошел и положил голову ему на колени.
Дом тихонько заскрипел, потом успокоился, только снежная крупа молотила в стекла. Гамашу нужно было посидеть несколько минут в тишине. Подумать.
Наконец он поднялся и прошел по комнате, выключая свет. Он подошел к входной двери, собираясь ее запереть, но тут ручка начала поворачиваться. Шел первый час ночи. Все разошлись по домам. Все остальные лежали в кроватях.
Гамаш жестом подозвал к себе Анри, они отошли в сторону и заняли место за медленно открывающейся дверью. Анри выставил уши вперед, шерсть на нем встала дыбом, и он зарычал.
Но на всякий случай он встал чуть позади Гамаша. На всякий случай.
Арман сделал движение рукой, и рык прекратился. Но пес оставался настороже. Готовился пуститься наутек в любой момент.
Гамаш наблюдал за открывающейся дверью. Мысли его метались. Он вспомнил машину на холме над деревней. Медленно дающую задний ход. Отступающую. Возможно, тот, кто сидел за рулем, откладывал задуманное до более удобного момента.
И вот этот момент настал.
Незваный гость почти наверняка был вооружен, а Гамаш – нет. Однако у него было большое преимущество неожиданности. И неожиданность ждала его, когда он увидел, кто входит в дверь.
– Ты что здесь делаешь?
– Черт побери, Арман, вы меня до смерти напугали!
Анри тявкнул от радости и облегчения. Его хвост заработал как взбесившийся маятник, а взгляд перебегал с Жана Ги Бовуара на мисочку с едой у двери, потом снова на Бовуара. Пес с планами на жизнь. Серьезными, размером с его пасть.
Пока Жан Ги давал Анри печенье, Гамаш повесил на крюк куртку зятя и подумал, что тот впервые назвал его Арманом. После свадьбы Жана Ги и Анни он много раз просил зятя называть его Арманом в семейной обстановке, но тот все никак не мог перешагнуть через себя. Остановился на компромиссном «patron».
Но потрясение развязало ему язык.
– Ты почему здесь? С Анни все в порядке?
– Конечно, иначе я бы позвонил, – проворчал Жан Ги. – А не тащился бы по такой сраной погоде. Простите мой английский.
Он снял туфли и надел тапочки, которые держал у двери.
– Тогда в чем дело? Не то чтобы я не был рад тебя видеть.
– Анни велела мне приехать.
– Почему?
– Потому что я рассказал ей о подозрениях Желина и она забеспокоилась.
Арман хотел спросить у зятя, зачем он рассказывает жене такие вещи, но сразу вспомнил, что сам делится всем с Рейн-Мари.
А теперь и Жан Ги нашел в Анни задушевного друга. Гамаш не мог возражать против этого, хотя язык у него чесался.
Глядя в знакомое лицо человека, которому он доверял свою жизнь, Арман испытал прилив облегчения и благодарность к Анни за то, что прислала его.
– Где теперь Желина? – спросил Бовуар.
– В кровати, спит. Пойдем со мной, – позвал Гамаш. – Есть хочешь?
– Умираю с голода, – ответил Жан Ги.
В кухне он подошел к коробке в углу:
– Как Грейси? Обжилась?
Он нагнулся, потом выпрямился и отступил назад при виде того, что там лежало.
– Значит, драконы действительно существуют?
– Это щенок, – убежденно сказал Гамаш, ставя щедрый кусок пастушьего пирога в микроволновку.
– Не обезьянка? – уточнил Жан Ги.
Арман отказался отвечать. Микроволновка бикнула, пирог был извлечен, кола налита, и двое мужчин уселись за сосновый стол.
Жан Ги сделал основательный глоток, подцепил на вилку громадный кусок пирога и посмотрел на тестя:
– Что-то случилось, patron. Что именно?
– Кажется, я нашел мотив убийства, Жан Ги.
Бовуар опустил вилку.
– И что за мотив?
– Сначала мне нужно, чтобы ты позвонил женщине в «Макдермот и Райан» и спросил про ее фамилию.
– Колдбрук?
– Клэртон. Выясни, почему она воспользовалась этой фамилией в письме к тебе. Почему шрифт был немного другой. Надави на нее, Жан Ги. А если она тебе ничего не ответит, скажи ей: «Охотник на оленей».
– Да ну! Скажите мне больше.
– Не могу. Она должна сказать сама. Не хочу, чтобы ты давал ей больше наводок. И даже эту ты должен придерживать до конца, пока не почувствуешь, что это совершенно необходимо.
– D’accord. – Бовуар посмотрел на часы. – В Англии пять утра. Для звонка рановато.
Он взглянул на тестя. На его вытянувшееся лицо.
– Но я позвоню и
