Трое наблюдали за его приближением. Теперь он знал их всех: подруга Серого, всё ещё беременная, с огромным брюхом; рядом Мелкий, вдвое меньше неё.
Игла стояла поодаль, одна. Её яркий мех блестел у большой сосны, что возвышалась над поляной; той самой сосны, под которой погибла её сестра.
Пакс нёс на себе запах смерти Серого — но лисы уже знали.
Остаток пути Пакс преодолел тихо и медленно. Дойдя до логова Серого, он поднял голову и провыл ноты скорби. Трое ответили тем же.
Подруга Серого приблизилась и понюхала нос Пакса, потом бок. Она узнала про драку, которая не убила её друга, и про устроенный людьми взрыв, который убил. Она узнала, что Пакс защищал Серого, кормил, промывал ему раны, и она была за это ему благодарна. И наконец она узнала ту весть, в поисках которой погиб Серый.
На юге опасно?
Да. Опасно.
Подруга Серого отошла, грузное брюхо её колыхалось.
Передав своё сообщение, Пакс опустился на траву, измождённый. Мелкий подошёл, сел рядом, и Пакс с радостью позволил маленькому лису вылизать себя. Игла следила за ними сверху, со своего наблюдательного пункта у сосны.
* * *Остаток дня Пакс проспал — но спал неспокойно, урывками, ему много раз снился один и тот же мучительный сон, в котором его мальчика опутывали дымящиеся провода. Когда на ярко-синем небе взошла луна, он наконец поднялся.
Он вдохнул запахи лис, которых связала скорбь из-за утраты серебристого друга, который всех их объединял. Пакс и сам теперь был связан с ними той же скорбью и знал, что, если он решит остаться в этой долине, ему будут рады. Но этот сон тянул его обратно, в лагерь больных войной.
Уже собираясь уходить, он ощутил, как по склону сбегает Игла. Подождал её.
Куда ты?
Пакс поделился с ней тем, что узнал сам: что взрывы в земле — это война и что провода несут смерть. Поделился страхом, что его мальчик, если он придёт к отцу, может на них наступить, поделился своим твёрдым намерением защитить Питера.
Эти взрывы — они убивают людей?
Да.
Она обежала вокруг и посмотрела ему в глаза. Тогда брось их.
Пакс не стал её слушать. Он прыгнул далеко вперёд. И, коснувшись земли, побежал.
Глава 18
Завидев Волу, которая хромала под дождём к сараю, Питер соскочил с бревна и постарался стереть с лица виноватое выражение. Вола догадывалась, что он упражняется больше, чем она велела, — он и вправду обычно удваивал число упражнений — и была от этого не в восторге. «Здоровому взрослому человеку требуется месяц на всё то, что ты пытаешься впихнуть в одну неделю. Ты себя загонишь», — не раз предупреждала она. За те несколько дней, что он у неё прожил, этот спор у них успел стать привычным.
Он увидел, как она стряхивает с себя капли дождя, стоя на пороге, и вспомнил Пакса — как он по-собачьи отряхивался. А если там, где он сейчас, тоже идёт дождь? Станет ли он отряхиваться, если нет тёплого и сухого места, где можно после этого укрыться? Питер вздрогнул, словно от холода, и обхватил себя за плечи.
— Что случилось? У тебя такой вид, как будто что-то болит. Руки?
— Нет, ничего. — Конечно же, они болели. Но это была хорошая, ноющая боль; боль, означавшая, что он скоро окончательно наберётся сил, чтобы уйти. Он лёг и трижды отжался, опираясь правым гипсовым сапожком о левую щиколотку. — Вот видите? Всё хорошо. А можно я сейчас пройду полосу препятствий? Дождь не такой уж сильный.
— Нет. Нельзя мочить гипс. К тому времени, когда тебе пора будет уходить, я придумаю, как сделать его непромокаемым, но пока что просто не гуляй под дождём, и всё. Ты дневную норму выполнил?
— Бревно, мешки, шлакоблоки. Все основные упражнения, как вы учили.
Вола кивнула на стену с марионетками:
— Тогда почему не репетируешь?
Потому что эти куклы ни на шаг не приближают меня к моему лису, хотел сказать Питер, но вместо этого с многозначительным вздохом закатил глаза.
Волу это не впечатлило.
— Как у тебя с ними движутся дела?
— Нормально. В смысле, хорошо. — Он репетировал несколько раз. Стало получше. По крайней мере, нитки больше не спутывались. Правда, иногда, управляя палочками, он получал не тот результат, какого ждал, а прямо противоположный, и тогда куклы дёргались, как будто их било током. Но терпение у него кончилось.
— Давайте уже играть спектакль. Я ведь скоро ухожу, Вола. — Питер поднял костыли, которые теперь вели себя как естественные продолжения его рук. — Я вчера дважды прошёл до хребта и обратно — почти шесть часов провёл на этих штуковинах. Мог бы и восемь, да только вы у меня их отобрали, помните? Я уже готов идти.
Вола опустила в карман комбинезона горсть гвоздей и пристроила молоток в петлю на поясе. И только потом посмотрела на Питера.
— Покажи мне, как ты управляешься с Синдбадом.
Питер снова издал тяжкий вздох, который Вола снова проигнорировала, и снял Синдбада со стены. Синдбад у него пролетел над тюком сена и приземлился на деревянное яйцо в большой жестяной миске, которую Вола раскрасила, чтобы придать ей вид гнезда. Питер понимал, как неуклюже он всё это проделал, но взглянул на Волу с надеждой.
— Вот так, значит, да? Так у тебя выглядит отчаянный храбрец, готовый рискнуть жизнью, лишь бы вырваться на волю от могущественной птицы Рух?
Вола взяла палочки у него из рук, и кукла в тот же миг словно обрела плоть и кровь.
— А
