Чувствуя, что венецианец не хочет говорить на эту тему, Анастасий не стал его дальше расспрашивать. Евнух смотрел на противоположный берег залива, за которым лежала Никея.
Джулиано стал перебирать в уме факты, указывающие на то, что, вероятнее всего, армия крестоносцев прибудет морем и зайдет в город, чтобы запастись провизией и пресной водой, а не двинется по суше – при таком сценарии крестоносцы обошли бы город стороной, направляясь в Азию и дальше на юг.
Если бы только Михаил смог убедить свой народ покориться Риму! Тогда ни один крестоносец не осмелился бы напасть на суверенные владения императора-католика! Ни один крестоносец или паломник не сможет получить отпущение подобного греха, в какой бы монастырь он ни ездил впоследствии.
Наблюдая, взвешивая, делая выводы, Джулиано по-прежнему чувствовал себя как человек, который оценивает выгоду, прибыль от войны, и ему было не по себе.
К концу месяца он получил сообщение от Зои Хрисафес, в котором говорилось, что ей удалось выяснить некоторые факты о Маддалене Агаллон. Зоя была не уверена, что он захочет их услышать, но если это так, она с удовольствием примет его через два дня.
Конечно же, Джулиано пошел к ней. Какими бы ни были эти новости, он должен их узнать.
Венецианец прибыл в дом Зои, и слуги провели его в гостиную. Он изо всех сил старался сохранять хладнокровие. Хозяйка сделала вид, будто не замечает его волнения.
– Ты осмотрел город? – спросила она обыденным тоном и снова подвела Джулиано к окну, из которого открывался великолепный вид.
Был ранний вечер, и мягкий свет стер излишне резкие линии.
– Да, – ответил венецианец. – Я посетил многие из тех мест, о которых вы мне говорили. И любовался такими панорамами, от которых можно потерять дар речи. Но ни одна из них не сравнится с видом, который открывается из ваших окон.
– Ты мне льстишь, – усмехнулась Зоя.
– Не вам – Константинополю, – с улыбкой поправил ее Джулиано, но его тон давал понять, что разница незначительна.
Зоя повернулась, чтобы взглянуть на него.
– Слишком жестоко держать тебя в неведении. – Она слегка пожала плечами. – Некоторые люди находят пауков красивыми. Но не я. Тонкая паутина, сплетенная для того, чтобы ловить мух, – это умно, но отвратительно.
Джулиано почувствовал, как его пульс участился. Сердце стучало так отчаянно, что ему казалось, будто это заметно. Возможно, его волнение все же не укрылось от Зои.
– Ты уверен, что хочешь это услышать? – тихо спросила она. – Это ведь не обязательно. Я могу забыть об этом и никому ничего не скажу.
У Джулиано пересохло во рту.
– Я хочу узнать правду.
В тот момент он был не уверен, что это действительно так, но если он сейчас отступит, то будет считать себя трусом.
– Агаллоны были прекрасной семьей, у них было две дочери, – начала Зоя. – Маддалена, твоя мать, сбежала из дома с венецианцем, капитаном корабля, Джованни Дандоло. Им казалось, что они любят друг друга. Но спустя год, или даже меньше, твоя мать бросила Джованни и вернулась в Никею, где вышла замуж за богатого византийца.
Тут нечему было удивляться: Джулиано предполагал нечто подобное.
И все же, услышав эти слова тут, в этой изысканной комнате, он почувствовал, как умирает надежда в его душе.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла Зоя.
В приглушенном свете, падавшем из окна, ее морщины были почти не видны, и Джулиано подумал, что так она, должно быть, выглядела в молодости.
– Но, когда новый муж Маддалены узнал о том, что у нее есть сын, он выгнал ее. Он не собирался воспитывать чужого ребенка, особенно рожденного от венецианца. Этот человек потерял во время нашествия родителей и братьев. – Голос Зои дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. – Маддалена не захотела взваливать на себя такое бремя, как ребенок, поэтому отдала тебя в приют. Сведенья об этом дошли до твоего отца. Приехав в Константинополь, он разыскал тебя и увез с собой в Венецию. Не хотелось тебе об этом говорить, но ты и сам рано или поздно узнал бы правду. Теперь ты можешь забыть эту информацию и больше никогда не вспоминать.
Но это было невозможно. У Джулиано едва хватило сил на то, чтобы поблагодарить Зою. Поздно вечером он покинул ее дом и в темноте, почти на ощупь, отправился к себе.
Глава 40
Спустя три месяца Джулиано вернулся в Венецию, чтобы отчитаться перед дожем. Но еще важнее для него было вновь ощутить свою причастность, принадлежность к родному городу. Здесь его дом, здесь он был счастлив – но все же чувствовал, что часть его души осталась там, в другой стране.
Дож послал за Джулиано, и тот отправился для доклада к нему во дворец. Молодому человеку было немного непривычно видеть здесь Контарини, а не Тьеполо. Это было глупо: дожи ведь время от времени умирают, так же как папы и короли, и на смену им приходят новые. Но Тьеполо был дорог Джулиано, и он по-прежнему скучал по старику.
– Скажи мне правду, – попросил Контарини после того, как все формальности были соблюдены и секретарь оставил их одних.
Джулиано поведал дожу о глубине разногласий, с которыми столкнулся Михаил Палеолог. Контарини кивнул:
– Значит, Крестовый поход неизбежен.
Дож выглядел удовлетворенным. Несомненно, он думал о том, что корабельный лес уже заказан и даже частично оплачен.
– Думаю, да, – ответил Джулиано.
– А Константинополь восстанавливает свои береговые оборонительные укрепления? – поинтересовался Контарини.
– Да, но медленно, – сказал Джулиано. – Если новый Крестовый поход состоится в ближайшие два или три года, они не успеют.
– А его объявят в ближайшие два-три года? – требовательно спросил Контарини. – Нашим банкирам необходимы точные сведения. Мы не можем закупать корабельный лес и начинать строительство на своих верфях в надежде на то, что произойдет через много лет. В начале века мы бросили все силы на строительство кораблей для Четвертого крестового похода, и если бы у твоего прадеда не лопнуло терпение при общении с этими лицемерными византийцами с их бесконечными увертками, спорами и оправданиями, Венеция была бы разорена.
– Я знаю, – тихо согласился Джулиано.
Мотивы прадеда были ему ясны, но молодой человек продолжал испытывать стыд при воспоминании о пожарах и святотатстве. Он поднял голову и увидел, что Контарини пристально за ним наблюдает. Неужели мысли так явственно отразились на его лице?
– Что, если Михаилу все же удастся убедить свой народ? – спросил Джулиано.
Контарини на несколько минут задумался.
– Новый папа менее предсказуем, чем Григорий, – сказал он печально. – Он может не поверить в искренность императора Михаила. Католики увидят то, что им захочется увидеть.
Джулиано знал, что это правда. Он презирал себя за то, что делает, но выбора не
