До леса оставалось метров триста, но один из партизан был ранен и бежал с трудом. Это был молодой лейтенант, уже год воевавший в отряде Коробова.
– Ребята, мне не уйти, – переводя дыхание, сказал он. – Бегите, я вас прикрою.
Андрей Постник и второй партизан его не отговаривали, понимая, что другого выхода нет.
– Возьми мой «ППШ», – предложил сержант. – Диск полный.
– Не надо, Андрей, – покачал головой лейтенант, бывший командир взвода. – У меня карабин. Оставьте гранату.
Времени на прощание не оставалось, полицаи уже приближались. Лейтенант был родом из небольшого села под Саратовом, там оставались мать и две младшие сестрёнки. Пристраивая поудобнее карабин, лейтенант с тоской подумал, что встретиться на этом свете им не суждено. Где-то воюет старший брат, пусть хоть он вернётся домой живым.
Тимофей Качура послал вдогонку за двумя сапёрами троих полицаев, а сам с пулеметчиком и вторым номером остался возле лейтенанта.
– Щас мы его прикончим или живьём возьмём, а вы пока тех двоих догоняйте. Похоже, что все трое из отряда Журавлёва. Пилотки, звёздочки, автомат «ППШ».
Один из полицаев попросил Качуру:
– Может, «дегтярёва» нам отдашь? Мы двоих догонять будем, а у тебя один, да и тот раненый. «ППШ» у них, сам знаешь, как бьёт.
– Быстрее, – поторопил помощников Качура. – Обойдётесь винтарями. Автомата они испугались… Мы тут быстро закончим и вас догоним.
Но быстро не получилось. Под прикрытием «дегтярёва» Тимофей Качура высунулся и крикнул лейтенанту:
– Эй, парень, чего жизнь зря гробить? На хромой ноге далеко не убежишь, а я тебе жизнь гарантирую. Бросай карабин. Годится такой обмен?
– Подумать бы, – стараясь выиграть лишние минуты, ответил лейтенант.
– У нас времени нет. Дружков твоих ещё догнать надо. Пять минут тебе на раздумья, бросай оружие и выходи.
Пять минут – это уже какое-то время. Лейтенант не спеша порвал на мелкие клочки фотографию жены и дочки, командирскую книжку и комсомольский билет. Хороший весенний денёк выдался сегодня. Мягкая ярко-зелёная трава, голубое небо, скоро лето. Не хочется умирать в такой день.
– Пять минут прошли, – крикнул полицай. – Не тяни кота за хвост и нас не зли. Сегодня и завтра вся округа за сгоревшие танки расплачиваться будет.
Тимофей Качура высунулся, глядя, что там делает партизан. Пуля, выпущенная из карабина, вырвала клок кожи на щеке. Полицай невольно вскрикнул и снова присел. Длинными очередями опустошал диск пулемётчик, стараясь достать упрямого партизана. Качура, матерясь, разорвал индивидуальный пакет и зажимал ватой рану на лице.
– Давай помогу, – потянулся к нему полицай.
– Обойдусь. А ты бери гранаты и обходи бандита с тыла. Быстрее!
Пристроив автомат, Качура тоже открыл огонь. Кровь стекала за воротник, усиливалась боль. Живьём гада сжечь! Ещё одна пуля прошла в десятке сантиметров над головой, напомнив, что перед ними опасный враг.
Полицай, второй номер пулемётного расчёта, распластавшись, неуклюже полз на звук выстрелов. Он опасался поднять голову, но всё же осторожно глянул. До партизана оставалось метров пятьдесят. Не доползти! Защиты нет, только трава и редкие кусты. Перекатившись на бок, полицай встряхнул взведённую гранату и швырнул её, следом – вторую.
Шестисотграммовые «РГД-33» пролетели лишь половину расстояния. Но очередь «дегтярёва», смахнув край обрыва, всё же достала лейтенанта. Пули выбили из рук карабин, из сквозных ран под ключицей выталкивало кровь.
Лейтенант умирал. Качура пнул обмякшее тело, а за спиной стонал полицай, раненный осколком собственной гранаты.
Догнать сержанта Постника и второго сапёра не удалось. Лейтенант дал им возможность оторваться от погони, а трое полицаев не слишком спешили, предпочитая стрелять вслед издалека.
Старшего лейтенанта Трунова догнали немцы из железнодорожной охраны. Он расстрелял обе обоймы пистолета «ТТ» и взорвал себя гранатой. Уцелевшие партизаны из отряда Коробова «Смерть фашизму» вырвались на лошадях из кольца, отстреливаясь на скаку.
В группе Кондратьева погибли семь человек, ещё двое умерли от полученных ран. Большой потерей стала гибель опытного сапёра Леонида Трунова. Он пробыл в отряде «Застава» около месяца, но сумел подготовить несколько взрывников, активно участвовал в боевых операциях на железной дороге.
Когда готовили шифрограмму о проведённой операции, возник спор. Комиссар Зелинский, прочитав текст, воскликнул:
– Иван Макарович, почему не указываешь, что подорван ещё один эшелон? Половина второго состава под откос кувыркнулась. Полста танков уничтожили и фрицев сотни четыре. К чему скромничать? Если и прибавим немного, это только боевой дух поднимет. Сообщение наверняка по сводкам Информбюро прозвучит.
Командиры, находившиеся в землянке, засмеялись. Они были согласны с комиссаром. Чего фрицев жалеть, бумага всё стерпит! А тридцать пять танков или пятьдесят – разница небольшая.
– Надо указать, что пять-шесть «пантер» сгорели, – продолжал Зелинский.
– Одну всего разглядели, – поправил его Фёдор Кондратьев.
– «Пантеры» по одной не перегоняют. Наверняка с десяток на платформах находилось.
– «Пантеры» оставим в покое, – заявил Журавлёв. – Их толком не видели, а насчёт второго эшелона укажем, что он уничтожен частично.
В любом случае немцы получили крепкий удар. С Большой земли пришёл ответ, в котором объявлялась благодарность бойцам и командирам отрядов «Застава» и «Смерть фашизму», а Журавлёву предлагалось представить отличившихся к боевым наградам.
Майор составил список, в который включил два десятка бойцов, в том числе несколько партизан и командира отряда Павла Коробова. К ордену Отечественной войны были представлены Павел Коробов, Фёдор Кондратьев, Андрей Постник и – посмертно – старший лейтенант Леонид Трунов.
Рассчитывал на орден «за поддержание боевого духа» и комиссар Аркадий Зелинский, но майор Иван Макарович Журавлёв в список его не включил. Почувствовав обиду комиссара, отложил карандаш и жёстко обронил:
– Двадцать награждённых вполне достаточно за три десятка немецких «панцеров» и две сотни убитых фрицев. Тем более дорогой ценой нам эти эшелоны обошлись. Я уже не говорю про наши потери и погибших партизан Павла Коробова. Теперь фрицы на мирных жителях отыгрываются. В песчаном карьере возле станции каждый день заложников расстреливают. Три деревни каратели сожгли, в людей прямо на улицах стреляли. Мы воюем, а расплачиваются старики и женщины. Рука не поднимается бойцов к наградам представлять, хотя они кровью своей эти ордена и медали заслужили.
– Война, –
