— Совсем ничего? Ну хорошо. А почему вы сюда попали? Что-то случилось?
Лейла перестала качать головой, сидела неподвижно.
— Кто-то вас обидел? — спросил Крюков. — Или… кто-то на вас напал?
Женщина вздрогнула.
— Напал? Вас хотели наказать? Может быть, казнить?
Лейла всхлипнула, закрыла лицо руками. Подошел психиатр:
— Игорь Андреевич, я все понимаю, но с ней так нельзя.
Крюков встал, пожал врачу руку:
— Спасибо за помощь. Я еще появлюсь.
И уже повернулся уходить, как вдруг услышал голос Лейлы:
— Позор, такой позор!
Он в удивлении обернулся.
— Такой позор! Лучше умереть! Ничего не скажу, уходи!
…В квартире Юровых опять отключили воду, и мать помогала сыну умыться, поливая ему на руки из ковша.
— Сказали, до конца недели воды не будет, — сообщила мать. — «Бедный повержен везде»… Знаешь, кто сказал?
— Не-а.
— Овидий.
— Потерпи, мать; школу закончу — и заживем нормально, — пообещал Максим.
Мать ласково погладила сына по спине:
— Терплю, мужичок ты мой…
Вылила остаток воды, подала сыну полотенце.
— Так о чем вы с участковым-то разговаривали? — спросил Максим, вытираясь.
— Да как-то все вокруг да около, — ответила мать. — Спрашивал, есть ли у тебя девушка, как ты в эту школу попал… Телефон твой отдал…
— Это ты ему про стихи сказала?
— А не надо было? Прости… Максимка, а кто такая Истомина?
— Это… — попробовал ответить Максим, — это…
И не смог. Хорошо, что полотенце закрывало его лицо… Он вспомнил один день…
…После урока английского Максим специально задержался, чтобы хоть немного побыть с Анастасией Николаевной наедине. Но, как назло, Алина Русанова остановилась возле учительского стола и что-то тихо, с улыбочкой говорила учительнице. Та не выдержала, резко сказала:
— Уходи!
Алина, криво усмехнувшись, вышла из класса. Глаза Истоминой были полны слез. Юров шагнул к ней:
— Анастасия Николаевна! Она вас обидела?
Истомина обернулась к нему:
— Максим, перемена давно началась, иди.
— Я ей шею сверну, — пообещал Максим.
— За что?
— За вас.
Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась. По виду Максима Юрова было ясно — он влюблен.
— Максим, я давно хотела спросить… — сказала Истомина. — Знаешь, я несколько раз находила у себя стихи…
— И что? — спросил Максим, упорно глядя в сторону.
— Ты не знаешь, кто бы мог их мне писать?
— Нет, не знаю.
Истомина достала из сумочки сложенный листок, прочла:
Мне ночью темной никак не заснуть. Смотрю на звезды. И понимаю, Что я тебе не нравлюсь ничуть. И как с этим быть, я не знаю. Для всех есть доброе слово твое, А вдруг и для меня найдется? Возьми за руку, скажи, что мое Сердце не зря бьется…Помолчала немного, потом сказала:
— Жаль, что ты не знаешь автора. Если бы знал, то мог бы передать, что мне очень нравится.
— Нравится?! — Максим не мог поверить в такое.
В ответ она улыбнулась ему.
— Вы только не говорите никому, пожалуйста, — попросил Максим.
— Только тебе, — сказала она. — И знаешь что? Сердце никогда не бьется зря. И даже если тот, кого ты любишь, не испытывает к тебе таких же чувств — ему это все равно очень надо. Всем надо, чтобы их любили…
Внезапно Максим схватил ее руку, прижал к губам — и выбежал из класса.
…Возле дверей психиатрической больницы Крюкова ждала Тоша. Она опять что-то жевала. Спросила:
— Ну как?
— Душераздирающе, — ответил Крюков. — Опять жуешь?
— Отстань. Лучше скажи, почему такая секретность? Почему надо было через меня все это узнавать: адрес больницы, имена подозреваемых… Какие-то тайны мадридского двора. У ненаглядной своей не мог спросить?
— Спросил. Чуть не убила.
— Да ладно… — не поверила Тоша. — Мне что, теперь бояться?
— А ты молчи про это, как рыба.
— Как очень большая рыба. Может, перекусим где-нибудь?
— Нет, я сегодня ужинаю со своим агентом.
— Красивая?
— Не особенно. Мальчик, семнадцать лет.
— Крюков, ты извращенец, — сказала Тоша. — И тебя посадят.
И тут, словно в подтверждение ее слов, к ним подошел человек в гражданском и спросил:
— Капитан Крюков, Игорь Андреевич?
— Я, в чем дело? — спросил Крюков.
Подошедший показал ему удостоверение:
— Вам придется проехать с нами.
Крюков быстро сказал Тоше:
— Аньке позвони!
— Ваше руководство в курсе, — сообщил подошедший. — Прошу в машину.
Он крепко взял Крюкова за руку и посадил в машину — ту самую, на которой отец Шориной подвозил Иру до школы…
Приехали они не в управление ФСБ, а в совершенно неожиданное место — в океанариум. Отец Шориной сидел там на лавочке и следил за тем, как кормят акул. Крюков сел рядом.
— Догадываетесь, зачем я вас пригласил? — спросил Шорин.
— А вы меня пригласили? — удивился капитан.
— Ладно, извиняться я не стану. Так догадываетесь, почему вы здесь?
— Может, потому что вы пытаетесь помешать расследованию? — предположил Крюков.
— Ой, ладно, буду я так подставляться, — махнул рукой Шорин. — Капитан, давай начистоту, как мужик с мужиком. У тебя дети есть?
— Нет, кажется.
— У меня до последнего времени тоже вроде как не было. И вдруг дочь объявилась. Несколько лет не общались. И я не хочу ее снова потерять, понимаешь?
— Да я-то тут при чем? — удивился Крюков.
— А я при чем? Ирка психует, думает, что я в чем-то замешан, подозревает меня! Ну, давай, ты меня искал, вот он я, спрашивай.
— Здрасьте… — удивление капитана все росло. — Так это вы первый начали этим делом интересоваться?
— Ну да, ведь в этом классе моя дочь учится. И тут бац — одна девчонка гибнет, потом директор умирает, потом училка из окна выбрасывается. По-твоему, это странно, что я
