Барковский продолжал изображать непонимание, а Шорина сидела чуть жива…
…Лапиков заканчивал обработку файлов с камеры слежения, когда в каморку вошли Довженко и Худяков, а следом — три девчонки.
— Вам что здесь? — спросил учитель.
— Удаляй видео! — угрожающе потребовал Довженко.
— Вон отсюда! — закричал Лапиков.
— Удаляй! — поддержал товарища Худяков.
Игнат Антонович попытался встать, но Довженко схватил его за плечи.
— Руки прочь! — потребовал Лапиков. — Я ваш учитель!
— В тюрьму пойдешь, учитель! — напомнила Мелкова.
Лапиков затравленно переводил взгляд с одного врага на другого. А сам в это время ногой незаметно так развернул системный блок, чтобы не было видно вставленную в него флешку.
— Да вы просто бандиты! — заявил он.
— Удаляй видео, урод! — повторил Довженко.
И тут преподаватель информатики согласился:
— Ладно.
И набрал на клавиатуре несколько команд.
— Щас проверим, — сказал Худяков.
Он кликнул мышкой, и экран отобразил удаление выделенных файлов. Правда, Худяков не знал, что они удаляются только с жесткого диска, но не с флешки.
— Молодец, учитель! — похвалил он.
В квартире Барковского продолжался разбор гибели Алины Русановой.
— Предположим, в ту ночь Алина была именно здесь и именно с тобой, — капитан показал на Барковского, — у нее был секс. Тогда перед школой она должна была зайти домой переодеться, взять вещи, ведь она отличница и дочка директора. Поэтому она уходит очень рано. Но другая девочка — например, ты… — он обернулся к Шориной, — видит ее выходящей из подъезда или встречает на лестнице. Потому что тебе ведь тоже не спится…
— С чего вы взяли? — возразила Шорина. — Я была дома.
— До полуночи. Я с твоей мамой говорил. Вы поссорились тем вечером, и ты ушла из дома. Идти тебе было особенно некуда, и ты, пошлявшись немного, направилась к дому единственного человека, который тебе близок, который тебя защитил — вот его. — И он показал на Барковского. — Возможно, думала ты, он тебя приютит. Но в этот момент от него вышла Алина. Губы распухшие от поцелуев, улыбочка… И вообще… Ей хорошо, она своего добилась. А тебе плохо. И от ее счастливой физиономии тебе еще хуже…
Лицо Шориной было белей бумаги, она готова была упасть в обморок. И Барковский попробовал встать на ее защиту.
— Хватит! — потребовал он.
— Сказал, заткнись.
— С какой стати? Вы в моем доме!
— Дом не твой, — возразил капитан. — Это квартира Сотникова, так что ты тут на таких же правах, как и я.
Теперь на защиту любимого встала Шорина:
— Он подросток! У вас нет права…
— Я тоже думал, что он подросток, — усмехнулся Крюков. Взглянул на Барковского: — Сказать ей? Или ты сам?
Однако лидер класса пока не был готов признаться во всем самостоятельно; требовалось подтолкнуть. И Крюков сказал:
— Его сегодня утром машина подвозила, крошечная такая — не видела? И знаешь, кто ее владелец? Барковская Алена Николаевна, 23 года, уроженка города Новосибирска. Сынишка у нее есть, Барковский Степан Михайлович, ему три года…
— Я не понимаю, — призналась Шорина. — Миш, это сестра твоя, что ли?
— Не сестра — жена, — поправил Крюков. — Бывшая. А бывший муж ее — вот он. Барковский Михаил Александрович.
— Я не понимаю, правда! — воскликнула Шорина.
И тогда Михаил Александрович наконец разлепил губы и сообщил:
— Ирка, мне 24 года. Я в разводе. И у меня есть сын.
Шорина смотрела на него не дыша. Наконец сказала:
— Я… я в курсе. Ну и что?
Теперь пришла очередь Крюкова удивляться:
— Ты что, знала?
— Врет она, ничего она не знала! — воскликнул Барковский. — Ну дай ты ей воды, капитан, у нее истерика сейчас начнется!
— Ничего у меня не начнется, — заявила Шорина. — Я просто… Да, это я там была с Алиной, правильно все.
— Девочка, это ты сейчас пытаешься отвлекающий маневр произвести или правду рассказать? — почти ласково спросил капитан.
— Правду… — выдохнула Ирина.
И она рассказала…
…В то утро Алина вышла из подъезда Барковского очень рано. Поежилась от утреннего холода и уже собиралась идти, но тут в кустах послышался шорох, и она вздрогнула. Однако, увидев, что это всего лишь жалкая Ирка Шорина, успокоилась.
— Напугала до смерти! — призналась она. — Ты что, следишь за мной, что ли?
— Нужна ты мне… — отозвалась Ирина.
— За Барком, значит?
— Да отстань ты…
— Я и не пристаю. Расслабон такой просто… Когда у тебя мужик будет, поймешь.
Она с удовольствием потянулась, наблюдая, как Шорина кипит от бессильного бешенства.
— Мишка, гад такой, уснул, — сообщила. — Будить жалко. Такой трогательный лежит… А мне домой надо…
— Не боишься одна по ночам шариться? — спросила Ирина.
— Не-а. Но ты, если хочешь, проводи. Чего ты тут одна сидеть будешь? Не пойдешь же ты к нему сейчас, есть же у тебя гордость хоть какая-то?
Шорина кивнула:
— Гордость есть. Пошли.
И они пошли к дому Русановых. Впереди темнел виадук. По дороге Ирина неожиданно для себя рассказала Алине о том, что этой ночью ушла из дома. Та взглянула на замухрышку с удивлением:
— Ну, ты крутая! Вот так вот, в чем была, и подорвалась?
— Ну да… Учебники потом заберу. А может, и не заберу. Посмотрим.
— Слушай, Шорина, мне прям неловко… — заявила Алина.
— В смысле?
— Ну, ты так круто решила изменить жизнь… Ушла из дому… Думала, придешь к Барковскому: «Миша, мол, я вся твоя!» А тут я, сучка такая, опередила. Но я ж не знала…
Она словно оправдывалась, словно ставила себя на одну доску с ней. И Ира поддалась на этот доверительный тон и предложила:
— А ты отстань от него, и все.
— То есть?
— Ну, было и было… Тебе ж это ничего особо не меняет… Тебе все равно. А я… я больше ни к кому… больше никого…
— Ну ладно, — согласилась Алина.
— В смысле?
