Уолт Уайлдер тоже поддается этому настроению. Какая бы опасность ни грозила дону Валериану и прочим, он уверен, что с его возлюбленной ничего плохого не случится. Маленькая смуглянка не значится в списках на казнь, и экс-рейнджер, не сомневающийся в обладании ее сердцем и рукой, имеет мало нужды переживать о будущем. Он теперь среди бывших соратников, и веселые рассказы и воспоминания о славных делах помогают ему скоротать время и не поддаться унынию.
Из всех несчастен один только Хэмерсли. Вопреки всем доводам, надежды его тают, а будущее страшит. Однако делать нечего – но едва приходит молодой человек к этому выводу, как в голове у него проносится мысль, стремительная, как пролетающая между висков пуля. Она заставляет его вскочить – для него нашлось сидячее место – и издать возглас неподдельной тревоги.
– В чем дело, Хэмерсли? – осведомляется располагающийся рядом капитан.
– Боже мой! – восклицает кентуккиец. – Я забыл! Нам следует уходить отсюда немедленно, не то будет поздно! Слишком поздно!
С этими словами Фрэнк устремляется к двери, прокладывая себе путь через толпу. Рейнджеры смотрят на него удивленно, сомневаясь в здравости рассудка Хэмерсли. Некоторые искренне считают, что он спятил!
Лишь один человек понимает его – Уолт Уайлдер, но и тот словно обезумел. Несвязно бормоча что-то и размахивая руками, охотник следует за товарищем к выходу. Оба выскакивают из дома, и разражаются криками:
– Сюда! Сюда!
Глава 61. В бурю
Мелькающие сполохи, раскаты грома, вой ветра, дождь как из ведра – буря бушует с той же яростью, как прежде. И прямо в нее устремляются оба американца, не обращая внимания ни на что.
Техасцы изумлены, и какое-то время некоторые из них верят, что эти двое сошли с ума. Но вскоре замечают, что Фрэнк и Уолт действуют осознанно – оба пробиваются к лошадям, одновременно криками и жестами зовя рейнджеров за собой.
Те не заставляют долго себя уговаривать – старые товарища Уайлдера знают, что тот не станет вести себя так без причины, поэтому, вопреки непогоде, следуют за ним. Пример старейшин заразителен, и в десять секунд хижина пустеет. Еще через десять все уже среди коней и затягивают подпруги. Но не успевают они сесть в седла, как узнают, в чем дело.
Хэмерсли и Уолт, уже сидящие верхом, сообщают капитану причину своих поспешных действий, выглядящих такими эксцентричными. Достаточно нескольких слов.
– Выход наверх! – восклицает кентуккиец. – Он идет по оврагу, по руслу потока, протекающего через долину. Когда идут дожди, вода резко поднимается и заполняет канал, не оставляя дороги. Если мы быстро не уйдем, то застрянем здесь на несколько дней!
– Да, ребята, нам нужно живо взбираться по лестнице, дождь не дождь, буря не буря! – добавляет Уайлдер. – Тут есть кое-кто, кто погонит на верхний этаж так живо, насколько способна выдержать эта животина!
С этими словами он бьет пятками в бока лошади – он получил теперь коня, одного из заводных отряда рейнджеров, как и Хэмерсли. Он и кентуккиец вскоре оказываются среди деревьев и исчезают из вида. Но только не у рейнджеров, которые тоже уже в седле и, образуя нестройную толпу, быстрым аллюром мчатся следом за друзьями.
Ранчо снова покинуто, потому как вопреки спешке техасцы не забывают прихватить с собой пленников. Ни единой души не остается в покинутом жилище. Единственным признаком недавнего человеческого присутствия остается дымок, вьющийся из кухонной трубы, да лагерные костры вокруг, постепенно гаснущие под струями ливня.
Молния продолжает сверкать, гром гремит, ветер ревет, дождь льет как из ведра. Но это не останавливает техасцев. Вымокнув до нитки, они быстро скачут по дороге. По правде говоря, это не дорога, а тропа, протоптанная дикими животными, а затем и домашними, принадлежащими полковнику Миранде. Ну и совсем недавно уланами Ураги.
Развезенная дождем дорога превращается в месиво, в котором лошади тонут до самой подпруги, и это сильно замедляет продвижение рейнджеров. В ход идут шпоры и хлыст, но помогают они мало. Животные упираются, спотыкаются, вязнут; некоторые летят кувырком в грязь, другие натыкаются на густо растущие здесь деревья, раня себя и седоков. Причина в том, что «северянин» продолжает застилать тучами небо, и темно, как ночью.
Еще одну опасность представляют падающие деревья. Одни грузно валятся от удара молнии, у иных ветер отламывает крупные сучья и те с треском падают поперек тропы. Однажды ствол едва не погребает полдюжины всадников под лавиной раскидистых ветвей.
Вопреки всем препятствиям, техасцы бесстрашно пробиваются вперед так быстро, насколько возможно. Хэмерсли и Уайлдер впереди, Хейнс, Калли и лучшие наездники из отряда следуют за друзьями по пятам. Уолт и кентуккиец хорошо знают путь, в противном случае в разгар свирепой бури его нелегко было бы найти.
Не сбившись с дороги, они вылетают к началу долины, где меж утесов стремится поток. Еще недавно он представлял собой маленькую речушку, настоящий ручеек, сквозь поверхность которого был виден устилающий дно песок. Теперь это настоящий водопад, глубокий, бурый и бурлящий, белый из-за пены по бокам, где бьется о камни. Вода поднялась на шесть футов и продолжает расти, она заполнила канал от края до края, ни оставив ни дюйма пространства между рекой и скалами.
Обойти эту преграду невозможно, попытка переплыть ее равносильна гибели. Даже самый сильный скакун не преодолеет такое течение. Даже могучего «речного коня» Африки, гиппопотама, и то сбило бы с ног и завертело как клок пены.
Хэмерсли, подъехавший к краю потока, понимает все с первого взгляда. Натягивая поводья, он издает восклицание, напоминающее скорее крик утопающего, чем возглас человека, наблюдающего за водопадом с безопасной позиции в седле на его берегу.
Затем с губ его срываются только два слова. Исполненные отчаяния, они повторяются снова и снова:
– Слишком поздно! Слишком поздно…
Их подхватывает Уолт Уайлдер и еще двадцать рейнджеров, остановивших коней у преграды.
Ответа нет, если не считать отражающегося от скал эха, едва слышного сквозь рев вздувшегося ручья, который без устали низвергается в долину.
– Попробуйте перебраться через меня! – словно говорит он с издевкой. – Переплывите, если отважитесь!
Глава 62. Короткая исповедь
Нелегко, да что там, почти невозможно описать пером сцену, последовавшую
