В намерении повысить свои шансы еще больше, Мануэль предал и того, кому продался сам – Урагу. Ему довелось подслушать разговор между мексиканским полковником и его адъютантом, лейтенантом Роблесом. Смысл оного сводился к тому, что везти пленников до самого Альбукерке не входит в планы военных. Как намерены они распорядиться их судьбой, пеон не ведает. Он слышал только ту часть диалога, которая касалась дона Валериана и доктора.
А как же с пленницами? Известно ли ему что-то о намерениях похитителей в отношении них? Пусть и не в таких выражениях, но вопрос был задан именно в таком смысле.
Пеон не в силах на него ответить. Ему не показалось, что они пленницы – уж точно не Кончита. Ее просто забрали вместе с хозяйкой. Что до сеньориты, его госпожи, то Мануэль слышал несколько слов, оброненных в беседе между Урагой и Роблесом, но не уловил их смысла.
Зато Хэмерсли его улавливает, и в сердце его поселяются мрачные, горестные предчувствия.
Глава 56. «Норте»
Урага и его уланы продолжают поход, направляясь через Льяно-Эстакадо на запад. Отряд, построенный в колонну по два, снова растягивается длинной линией, оружие и снаряжение солдат блестит на солнце, а ветер треплет флюгера на пиках. Пленники располагаются в нескольких шеренгах от конца строя, с флангов их стерегут по ряду всадников. Женщины впереди, рядом с проводником и младшим лейтенантом, возглавляющим ордер.
По известным одному ему соображениям уланский полковник не навязывает пленницам своего общества. Он намеревается сделать это в свое время, но пока оно еще не пришло. Не принимает Урага участия и в руководстве маршем – эта функция возложена на альфереса, а сам командир и Роблес скачут в нескольких сотнях шагов впереди отряда.
Урага отстранился от всех с целью поговорить с адъютантом, не опасаясь быть подслушанным.
– Итак, айуданте, каково теперь ваше мнение о состоянии дел? – начинает он, как только они удаляются на безопасное расстояние.
– Думается, мы славно все провернули, хоть и не совсем так, как хотелось бы вам.
– Совсем не так. Но я не теряю надежды, что в свое время все наладится. Этот малый, Мануэль, выведал у приятеля-слуги, что наши американские друзья уехали в поселения в долине Дель-Норте. Я удивлюсь, если мы не обнаружим их там. И удивлюсь еще сильнее, если не заставлю их уплатить мне окончательный расчет. Караха, ни один из них не покинет Нью-Мексико живым!
– А как с этой парочкой – нашими мексиканскими друзьями?
– Тут все наоборот – ни один из них не достигнет Нью-Мексико живым.
– Подумываете прикончить их по дороге?
– Не просто подумываю, но уже решил.
– Но нельзя же вот так просто взять и убить их!
– Я их и пальцем не трону, так же как вы или кто-либо из моих солдат. При всем этом, они умрут.
– Полковник, ваша речь несколько загадочна. Я ничего не понял.
– Поймете, когда придет время. Наберитесь терпения на следующие четыре дня. А может и меньше. Затем вы получите ключик к разгадке. А дон Валериан Миранда и старый негодяй дон Просперо перестанут нарушать спокойный сон Хиля Ураги.
– И вы действительно намерены убить Миранду?
– Глупый вопрос для человека, знающего меня так, как вы. Конечно, намерен.
– Ну, мне-то нет дела ни до одного, ни до другого, я только не вижу, какой вам от этого прок. Парень он неплохой, да и снискал себе славу храброго солдата.
– Вы становитесь удивительно сентиментальным, айуданте. Похоже, нежные взгляды сеньориты размягчили вас.
– Едва ли, – отвечает лейтенант с мрачной усмешкой. – Нет такой женщины, чей взор мог бы покорить сердце Гаспара Роблеса. Если я и питаю слабость к женскому полу, так только к богине Фортуне. Пока у меня в руках колода карт, а напротив сидит богатенький гринго, я могу обойтись без всяких там юбок.
Полковник тоже улыбается. Специфическая черта сообщника по преступлениям ему известна. Она довольно причудлива для человека, совершившего столько ограблений и не раз пачкавшего руки в крови. Карты, кости и выпивка – вот его страсть, его любимое времяпрепровождение. К любви Роблес словно не способен и никогда не клюет на ее наживки. Хотя была в его жизненной истории глава, о которой Ураге известно. Закончилась она несчастливо, и окутав его сердце презрением, почти ненавистью к противоположному полу. Не исключено, что отчасти именно благодаря ей ступил он на дурной путь и обратился, как и Урага, в грабителя. Но в отличие от подельника, Роблес не прогнил насквозь. Как и в случае с Конрадом, повинном в тысяче преступлений, у него сохранилось одно достоинство – отвага. И нечто вроде второго – способность восхищаться теми, кто наделен тем же качеством. Именно это побудило его замолвить слово за полковника Миранду, храбрость которого была известна всей мексиканской армии.
– Не вижу смысла, с чего вам вздумалось утруждаться, возложив на себя обязанности государственного палача, – говорит он, продолжая гнуть свою линию. – Стоит нам добраться до Санта-Фе, наших пленников предадут военному трибуналу, и наверняка приговорят к расстрелу.
– Очень сильно в этом сомневаюсь, айуданте. Такое могло случиться, когда наша партия только-только взяла верх. Но теперь времена несколько переменились. В горах Монтесумы обстоятельства снова усложняются, и теперь наш достойный вождь Эль-Кохо едва ли осмелится подписать смертный приговор, особенно если в качестве приговоренного выступает такой известный человек как Валериан Миранда.
– Ему суждено умереть?
– Теньенте, обернитесь и посмотрите мне в лицо!
– Слушаюсь, полковник. Но зачем?
– Видите шрам на щеке?
– Конечно.
– Не дон Валериан Миранда нанес эту рану, но он отчасти виновен в том, что я получил ее. Без него та дуэль могла бы кончиться иначе. Вот уже год прошел, как я заработал этот рубец, лишившись одновременно трех зубов. С тех пор это место горит так, как если бы адское пламя прожгло дыру в моей щеке. Затушить этот пожар можно лишь кровью тех, кто его разжег. Миранда – один из виновников. «Ему суждено умереть?» – спрашиваете вы меня. Посмотрите на этот уродливый шрам и в