Бойцы пулеметного расчета высоты 232,0, увидев приближающегося к ним помначзаставы, вскочили с насиженных мест, чтобы доложить командиру, но тот остановил их резким махом руки.
– Куда повскакивали, черти?! – сквозь сбившееся дыхание пробормотал Речкин. – Гостей видали?
– Видали… – взволнованно затряс головой старший номер расчета.
– Да сколько ж их?! – изумленно и испуганно натянул брови на лоб второй номер расчета, не отрывая глаз от извилистой серой змейки вдали.
– Значит, так, ребятки… – вытирая тыльной стороной ладони пот из-под козырька фуражки, распорядительно пробасил пересохшим голосом Речкин. – Забираете пулемет и мухой на высоту 263,9! Старайтесь не высовываться! Держитесь берега Килаярви! Я пока соберу хлопчиков по пути. И даже если вас обнаружат и начнут стрелять, один хрен, огонь не открывать! Уяснили?
Бойцы, как дрессированные, дружно закивали. В глазах их читалось, что именно на такой приказ они и надеялись. Несколько посветлев лицами, приободренные этим приказом, они без промедлений принялись сворачивать свои шинели, подостланные на землю возле пулемета.
Стараясь не терять ни минуты, Алексей уже несся болотистым берегом Килаярви обратно – на высоту 263,9, собирая по пути остальных пограничников. Вскоре Речкин построил своих бойцов на восточном склоне сопки. Так, чтобы их не было видно со стороны границы. Пока шло построение, Логинов со своим вторым номером продолжал наблюдать за приближающейся колонной. Алексей проверил оружие, боеприпасы, назначил старшего. Он приказал направляться пограничникам к дороге на полуострова, рассчитывая, что успеет их догнать, и вернулся к пулемету.
– Метров пятьсот осталось… – сухо констатировал младший сержант, передавая бинокль Речкину, который быстро залег возле расчета прямо на холодный скальный выступ.
Алексей еще раз осмотрел колонну через линзы бинокля. Егеря держались строго телеграфной линии. Уже просматривались очертания их лиц, оружие, знаки различия и главная отличительная особенность их подразделения – белый, с золотистой сердцевиной, цветок эдельвейса на рукавах и головных уборах. Красивое, редкое растение, которое вспомнилось сейчас Речкину по открытке, некогда подаренной Настасье на 8 Марта. Прекрасный цветок, от одного только вида которого когда-то веяло свободой, простором, горной свежестью… Но теперь, на серой ткани егерской формы, он больше походил на королевскую росянку, изящную, манящую, но по-звериному хищную, питающуюся живой плотью…
Теперь Речкину осталось известить Круглова о приближении немцев и своем отходе с позиций. Времени было в запасе пугающе мало. Согласно устной инструкции, переданной начальником заставы через связного, ему необходимо было выпустить в зенит сигнальный огонь. Алексей прекрасно понимал, что противник непременно заметит это, но не оповестить товарищей о подходе врага к теперь уже оголенному левому флангу он не мог.
Поднятое вверх над головой дуло сигнального пистолета хлопнуло, и дымящийся ком, оставляя за собой белесый шлейф, прошипев, взмыл к небу, вспыхнув на излете красным огнем.
Речкин, не мешкая, выпустил вверх второй патрон и уже изготовился вставить в пистолет третий, как со стороны границы послышались выстрелы. Алексей стремглав упал на холодную каменную породу.
– Все ж заметили, гады! – выругался Логинов уже в полный голос, опустив голову к самой земле.
Алексей глянул в бинокль. Егеря, расходясь из колонны в стрелковые цепи, не меняя прежней скорости шага, палили из винтовок точно в сторону сопки, где находился сам Речкин с расчетом.
Второй номер, прижав дрожащими ладонями пилотку к голове, принялся шустро отползать назад, к склону.
– Куда, твою мать?! – рассвирепел лейтенант. – А ну, назад! Команды отходить не было!
Боец застыл, словно подстреленный, уткнув голову в колючий мох. Лишь его худые пальцы продолжали нервно подрагивать на головном уборе.
– Назад, а то пристрелю! – еще раз зло рявкнул Речкин.
Боец, не поднимая головы, подполз обратно к пулемету.
– Извините, товарищ лейтенант… Виноват… – растерянно буркнул он себе под нос.
Речкин только кивнул головой, вставил в сигнальный пистолет последний патрон и взмахом кисти защелкнул его.
– Ну что, братцы, шмальнем по немчуре на прощание? – Глаза Алексея горели решительным и бесноватым огоньком. – По нарушителям государственной границы… Огонь!
Речкин выпустил последний патрон вверх. Удаляющееся шипение взмывшего к небу сигнального огня оборвал шквальный треск пулемета.
Уже невооруженным глазом было видно, как немцы бросились врассыпную, растаяв за камнями, кочками и редкими кустами карликовой березы.
Мгновение, и немецкие винтовки вновь гулко захлестали наперебой друг другу.
Перед фашистами лежал узкий проход между двумя озерами, метров в сто. Подход к высоте 263,9, с которой сейчас вели огонь пограничники, был перерезан вытянутым, примерно в полтора километра, озером. Незаметно пробраться по его берегу немцы не могли – тотчас угодили бы под шквальный огонь пулемета. Но вот обойти узкий коридор справа, вокруг маленького озерка, труда не составило бы никакого. Прямо перед ними была высота 232,0, еще хранящая тепло тел второго пулеметного расчета. Речкин понимал – доберутся до этой сопки, и он с бойцами окажется под прямой наводкой. А если в обход Килаярви отправится еще одна группа егерей, то пограничники в кольце.
Рядом с Алексеем прозвучал приглушенный звон, и кусок мха, срезанный с камня, плюхнулся прямо на его плечо. Еще одна пуля высекла мелкий камешек прямо перед носом лейтенанта. Речкин машинально отполз назад. Сердце бешено заколотилось в груди, а мышцы налились свинцом и обмякли от впрыснутого в кровь адреналина.
«ДП» затих. Меняли диск. Отбросив опорожненный в сторону, второй номер расчета с щелчком установил новый.
– Последний, товарищ лейтенант! – повернув голову к Речкину, хмуро буркнул себе в плечо Логинов. – На пару минут хватит…
– В обход пошли! – встревоженно сообщил второй номер, вытянув указательный палец в сторону врага.
Младший сержант плотно прижал к плечу деревянный приклад «ДП» и, повернув его чуть влево, нажал на курок. Пулемет послушно застрочил, сотрясая Логинова отдачей.
Если немцы пошли в обход, то окружения не избежать. Нужно было срочно уходить. Речкин обернулся назад, в сторону озера Килаярви. На желто-зеленом полотне тундры он разглядел группу своих бойцов, которые торопливо семенили вдоль берега под крутым склоном Росватунтури.
Вдали послышался пулеметный треск. Град пуль пронзительно запищал, впиваясь в скалистый выступ, на котором находились пограничники. Логинов, молниеносно оторвав руки от пулемета, прижался щекой к гладкой скальной породе. Его помощник, закрывая голову руками, отполз назад.
В грохотанье боя один за другим включились несколько немецких пулеметов. Речкин узнал знакомый надрывистый треск «МГ-34», из которого ему не раз доводилось стрелять на войсковом стрельбище под Ленинградом. Лавины пуль дождем осыпали сопку, вжимая пограничников в холодные камни.
– Уходим! – прокричал Речкин наперебой звону пуль. – Берем пулемет и уходим!
Буквально кончиками пальцев Логинов подтянул к себе «ДП», перевернулся на спину и сложил его сошки.
– Готов, товарищ лейтенант! – сквозь писк очередной порции свинца прокричал он.
– За мной! – скомандовал Алексей и спешно пополз назад, цепляясь скруткой шинели, перекинутой через плечо, о землю.
Оказавшись на склоне, Речкин вскочил на ноги и побежал вниз, увлекая
