– Дублер штурмана, мы где? – спросил Марек у своего партнера.
– Здесь! – ответил юнга, увесисто грохнув ладонью по карте где-то в районе скалы Роколл, где, как известно многим мореманам, водится рыба под названием путассу – она же «путаскушка».
Появился штурман. Он отбрал у них инструменты и произнес:
– Я штурман Брамович. Вы хорошо переносите качку?
– Вы это уже спрашивали., - ответил Марек. – И что?
– Да так, ничего.
Штурман закрыл рот рукой и вновь помчался на левый мостик и сходу рыгнул куда попало.
– Этого штюймана, – заметил старпом, – больше не кормить.
В ходовую рубку зашел шатающийся штурман, сделал два шага и громко произнес:
– Кто не спрятался, я не виноват.
Все бросились от штурмана подальше – врассыпную, кто куда. Судно также бросилось куда-то вниз и попало в крутую волну, вынырнуло и опять нырнуло. Старпом кое-как дополз до трансляции и произнес:
– На палубе! Соблюдать осторожность! Перемещаться по внутренним проходам!
Стало не до рыбалки. Быстро выбрали на борт трал с рыбой и стали штормовать океан, стараясь спрятаться за первый попавшийся остров. Гуров ушел в каюту, поймал на лету ручку и стал заносить на лист бумаги свои впечатления от происходящего:
И произнес жестоко мореман:
Когда же ты затихнешь океан!
Когда ж ты захлебнешься на лету,
И выплеснешь всю злобу на скалу?
Когда ж ты захлебнешься на лету,
И выплеснешь всю злобу на скалу?
– А теперь припев, – сам себе произнес Гуров:
А палуба., уходит из-под ног,
Но я еще за леера держусь.
Похоже, никого я не дождусь!
И с волнами в пучину унесусь!
Похоже, никого я не дождусь!
И с волнами в пучину унесусь!
Гуров пробыл в море в общей сложности полгода. Со скрипом, но они выходили на кое-какую прибыль, но не ту, что была заложена изначально и прописана в ТЭО – технико-экономическом обосновании. Они, по-прежнему, работали на английских кредитах, где в качестве гарантии возврата денег фигурировала рыба. По этой причине, они обязаны были держать «Тошнотик» на рейде Лервика, хотя Гуров, имея квоту на вылов сельди в НЭЗ
– норвежской экономической зоне – не раз порывался рвануть в Норвежское море,
«сделать, – как он говорил, – хоть один черпачек». Но зачерпнуть ему не давал как раз Ричард, знающий авантюрные наклонности мистера капитана и несший персональную ответственность за возврат тела кредита. В итоге, Гуров согласился с предложением Ричарда продать квоту на сельдь одной из российских крупных компаний, что позволило к июлю месяцу, когда пошла скумбрия, освободиться от оков кредитного долга. К этому времени «Счастливчик» закончил облов окуня и, вернув исландские снасти, начал работать с «Тошнотиком» в паре. Выводя друг друга на скумбрежку, в так называемом у моряков «декольте», что севернее Фарерских островов и западнее Норвегии, они делали неплохие уловы по пятьдесят тонн в сутки, распределяющиеся по размерному ряду в следующей пропорции: более шестидесяти сантиметров, так называемые «лапти шестьсот плюс» – пять тонн; сорок-шестьдесят сантиметров – десять тонн; двадцать-сорок сантиметров – тридцать пять тонн. Крупную скумбрию, за «нал» тут же сметали перекупщики для страны восходящего солнца. Остальную рыбку морозили на Россию. Наладив рыбодобычу, или как говорят профессионалы – облов скумбрии, Гуров на перекладных вернулся в Калининград, где его бородатого и усатого встречали на ура! И было с чего. На продажах на промысле неучтенной рыбы и топлива «налево» вышло по стольнику зелени, включая Ричарда. И это помимо нехилой официальной зарплаты. Кроме того, на оффшоре Данека набежало ещё по стольнику. Совсем неплохо. Решили гульнуть! Куда ехать? Что за вопрос? Конечно, на Кипр
– заодно и деньги обналичить. Это было одно из лучших времяпрепровождений за весь период их бурной деятельности. Гуров непрерывно писал и писал стихи по этому поводу:
– А где бы я не был,
И что не повидал,
На Кипре все в порядке,
Снимаем крупный «нал».
На что Аврора заметила:
– Ты в стихе своем, безумном, еще код банковской карточки укажи.
– Ну, вот, – разочарованно ответил несостоявшийся поэт Гуров. – Сбила с рифмы.
Так бы им работать и работать. Но, как известно, жизнь, это своеобразная синусоида. Сегодня ты на высоте, а завтра. И ведь надо было таки неугомонному пану капитану Гурову уговорить Ричарда пойти в южные моря. Но, что сделано, то сделано. Правда, этому поспособствовала чехарда с российскими квотами – не успели занести взятку. А у берегов
солнечной Африки эта проблема решалась быстро и на месте с помощью зеленых купюр. Да и начпар здесь частенько пропадал. Кроме испанского Лас-Пальмаса, его замечали в Марокко, Мавритании, Западной Сахаре и даже в Намибии. Вся пойманная рыба продавалась на западно-африканский рынок. Почему начпар не сказал, что его пароходство в долгах, как в шелках, осталось большой пребольшой загадкой. Но стоило «Счастливчику» и «Тошнотику» зайти под выгрузку рыбы в Гвинею, как их арестовали за непонятные им старые долги. Со «Счастливчиком» всё более менее ясно – он на балансе у начпара. Но «Тошнотик» то, даже не российский, а кипрский. Аборигены не реагировали на судовые документы о смене судовладельца, потому как по их данным он по прежнему числился в пароходстве. Пришлось это доказывать с пеной у рта в суде, но когда истина все же прояснилась, судно кроме долгов уже ничего не имело. По палубе бегали голодные и заросшие мужики, мало чем отличавшиеся от Робинзона и его друга Пятницы, хотя берег был под боком. Кормить и поить их было не на что. Да и вернуться домой проблематично. А долги с пенями с каждым месяцем простоя нарастали словно ком. В итоге, «Счастливчик» со всеми потрохами и проблемами вернулся к своему хозяину, каким-то образом договорившимся с аборигенами. А «Тошнотик», несмотря на все усилия опытного Ричарда, пошел с молотка. Кое-что всё таки наскребли и заплатили экипажу чтоб вернулся домой.
