Чао, Вьетнам

путь на юг и юго-восток. После первой победы войска Чана выбили противника с горы Черная Дева, что над Тайниньской равниной, служившей узловым центром радиорелейной связи на Юге. Спустя непродолжительное время бойцы Второго корпуса в Центральном Вьетнаме освободили Хюэ, важный порт Камрань и Дананг с его богатыми месторождениями нефти. А когда был взят Ньячанг с крупнейшей авиабазой врага, революционная армия наконец-то смогла сосредоточиться на главной цели последних войн против Виши, Японии, Франции и США – на освобождении Сайгона. Впервые в небо над Вьетнамом взмыла революционная, коммунистическая авиация. Части регулярной армии под грохот канонады вступили в Сайгон. Один за другим пали Белый дом марионеточного правительства, аэропорт Таншоннят, тот самый, где я много лет назад чуть не поплатился жизнью за сбор сведений о французских самолетах, штаб Столичной зоны и, наконец, печально известное желтое здание на улице Катина, в застенках которого томились в ожидании публичных расстрелов сотни подпольщиков, партизан и просто случайных людей. Бойцы движения, в котором я участвовал с самого детства, триумфально вступали на центральные улицы моего родного города, соединяясь с отрядами городских повстанцев. Пьяные от великой победы, они стреляли в воздух и ликовали, подняв красный флаг над крышей дома на улице Массиж, где я родился без малого сорок лет назад. Дядя Нам аплодировал с балкона и размахивал заранее припасенным кумачовым флажком. Сбывалось пророчество моего бывшего комбата, товарища Чан Ван Ча, только вот меня рядом с ним не было. Ведь я был обвинен в предательстве и ревизионизме и не мог освобождать улицы родного города вместе с ним. Не было меня рядом с ним и несколько месяцев спустя, когда прибывшие из Северного Вьетнама особисты на заре усаживали моего бывшего комбата в черный воронок. Никто не знает, как сложилась дальнейшая судьба южного триумфатора, легендарного освободителя Сайгона. Его следы теряются за километрами колючей проволоки, протянутой вокруг тонкинских лагерей, разбитых на месте старых французских золотых приисков. Перед своим арестом Чан Ван Ча успел издать книгу, в которой он дерзко высмеивал промахи и недочеты северного командования и открытым текстом писал обо всех уловках, на которые ему пришлось пойти, чтобы обхитрить это командование и добиться своей великой победы. Органы госбезопасности объявили настоящую охоту на остававшийся в обороте тираж книги, но ее текст уже разошелся по рукам в народе, став легендой.

Впрочем, триумф Вьетконга не мог затмить собой той бездны страданий, в которую ввергли мой народ американцы. Скупые цифры в «Нян-Зан» подводили баланс великой победы Вьетнама над США, одержанной в борьбе против хладнокровной тактики геноцида. Миллионы мирных жителей погибли от ковровых бомбардировок. Общее количество бомб, сброшенных на населенные пункты Вьетнама, превысило итоговый тоннаж всех бомбардировок Второй мировой войны, включая Дрезден, Ковентри, Варшаву, Минск, Нагасаки. Еще миллионы погибли от напалма и химического вещества «Агент Оранж». Напалм липнет к коже, к детской коже, и горит в течение как минимум десяти минут при температуре свыше тысячи градусов Цельсия. Напалм невозможно ничем погасить, и он вызывает ожоги пятой степени – прожигает до кости, причиняя смерть в основном от нестерпимой боли. «Агент Оранж» отравляет растения, почву, воду и человеческие гены. В качестве оружия массового поражения он унес во Вьетнаме в сто раз больше жизней, чем атомная бомба в Хиросиме, – около пяти миллионов человек. Свыше миллиона детей родилось с врожденной инвалидностью, и такие дети рождаются до сих пор.

Статьи товарища Хай Чынга, который чаще всего сам был очевидцем описываемых им событий, отдавались болью в моей душе. Я понимал, что с тех пор как в Вашингтоне созрел и сложился консенсус насчет агрессии против моей родины, все эти страдания и мытарства моего народа были неотвратимы. История несчастного кхмерского проводника внезапно начала плодиться и размножаться на глазах, с тех пор как на нашу землю ступил сапог американской военщины, мучая, насилуя, стирая с лица земли миллионы вьетнамских семей. Миллионы глаз теперь были устремлены в самое сердце тьмы, подобно потустороннему взгляду кхмерского проводника, и не было им ни спасения, ни утешения в этом мире. Моя ярость была бессильной, мои руки оставались связанными. Невольно снимая шляпу перед фракцией Ле Зуана и перед моим бывшим комбатом Чаном, я парадоксальным образом ни разу не усомнился в своем выборе, сделанном в тот момент, когда меня обвинили в ревизионизме. Да, мой выбор не был выбором героя, но мне не перед кем оправдываться. Мой выбор был человеческим, пожалуй, даже слишком человеческим. В конце концов, я никогда не стремился стать великим героем, идущим к лучам бессмертной воинской славы, перешагивая через тела умирающих солдат. Все, к чему я стремился, когда померкло солнце моего безоблачного детства и я взялся за оружие, – это бороться за светлое будущее против вездесущих сил тьмы, окутавшей в те годы все пространство вокруг меня.

12

Когда под окном у меня раздался знакомый свист, я выглянул наружу. Это Бак приехал на велосипеде.

– Туан, айда на Зеленый базар? Там свежую рыбу привезли.

– Не могу, Бак, работы много.

– Ну смотри, как хочешь. – И уже отъезжая, он крикнул мне, обернувшись через плечо: – Приходите вечером накахо!

– Обязательно, – пообещал я и, все еще улыбаясь, вернулся к своему письменному столу.

Он тоже женился, когда к нему приехала невеста из Брянска, и они поселились недалеко от нас. Бак устроился инженером на молокозавод. У них родились сын Рудик и дочь Инга, маленькая помощница, всегда радовавшая нас своей опрятностью.

Вечером мы с Венерой отправились к ним пешком, благо это было совсем недалеко – вверх по проспекту Правды, сразу за улицей Шаляпина, в Одиннадцатом микрорайоне. К рыбе мы взяли пару бутылочек «Гурджаани», но Бак в шутку скорчил недовольную гримасу.

– Ты же знаешь, Туан, вина я перепил в Камбодже.

– И что, теперь признаешь только водку? – Мы дружно расхохотались.

Дело в том, что Баку во время войны довелось охранять одно из поместий, захваченных партизанскими войсками Вьетминя, и там он обнаружил в погребе целый склад коллекционных вин из Франции. Он дегустировал их больше месяца, пока дежурил в поместье, и с тех пор ничего, кроме бордо, не признавал. Мы разговорились с ним, пока жены занялись готовкой и пересудами на кухне, старшие дети ушли в кино на «Легенду о динозавре», а Алик с Ингой увлеченно играли в прятки.

– Слышал, что сейчас в Камбодже происходит? – поинтересовался я.

– Да, я читал об этом в последнем номере «Нян Зан». Я знал этого человека. Пол Пота.

– Да ну, правда, что ли?

– Он приезжал в штаб Девятой зоны незадолго до конца войны, и звали мы его тогда товарищем Салотом Саром.

– Ну-ка, расскажи подробнее.

– Это был очень тихий человек, довольно