Костяк этой массы состоял из подростковых уличных банд Пекина и Шанхая, которые безоговорочно приняли идеологический инструментарий Мао. Они назвались «Красным сектором», и Мао лично запретил милиции вмешиваться в их дела.
Среди этих бушующих толп в одинаковых картузах присутствовал и молчаливый, задумчивый, бледный человек с несколько женоподобными чертами лица, внимательно наблюдавший за происходящим. В этом бесновании людского моря, в этих ликующих славословиях, в этих фанатичных горящих взглядах он видел громадный политический потенциал. Он ощущал его и в самом себе, всеми фибрами своей черной души. С тех пор он так и решил называть сам себя «Политическим потенциалом», или же сокращенно, на французский манер, Пол Потом.
В тот день «Красный сектор» проводил акцию у Дома народных собраний. По слухам, один из шанхайских авторитетов движения был убит в перестрелке то ли с милиционерами, то ли с конкурирующей бандой, с которой у него были старые счеты. Как бы там ни было, шанхайцы, вступившие в «Красный сектор», находившиеся в Пекине, напали на Всекитайское собрание народных представителей, требуя отставки министра внутренних дел и пытаясь взять здание штурмом, побив все стекла в дверях и на первом этаже. В то же время пекинская основа «сектора» взяла Дом народных собраний под свою охрану, пока дело наверху шло к компромиссу, и законодатели склонялись к тому, чтобы перенаправить экспансию хунвэйбинов из «Красного сектора» на Шанхай, путем предоставления им режима расширенных полномочий и послаблений. Когда Пол Пот прибыл на Тяньаньмэнь, первое, что он увидел, – это оцепление пекинских хунвэйбинов, замотавших свои лица шарфиками и красными галстуками, вооруженных новенькими бейсбольными битами. Он понял, что народные представители обязательно должны были помнить об этом оцеплении, как во время своих прений, так и при принятии решений. Это был самый настоящий, подлинный контроль детей над национальным суверенитетом. Он решил про себя, что обязательно увеличит ряды красных кхмеров за счет камбоджийских подростков, как уличной шпаны с окраин Пномпеня, так и сельской молодежи.
Вакханалия подросткового идеологизированного насилия продолжилась и спустя некоторое время захлестнула Шанхай, распространяясь все дальше и дальше по стране. Когда разгулявшиеся банды «Красного сектора» начали грабить арсеналы, самовооружаться и выходить из-под контроля, Мао, испугавшись собственного детища, приказал этим подросткам отправляться в села варить чугун в чушках и прикармливать воробьев. Вновь прибывший с визитом в Пекин Пол Пот был в полном восторге от антибуржуазных достижений маоистского Китая. Вооружить детей, а потом выслать их в села – это ж гениально! Можно было бы пойти еще дальше и выселить в села все городское население, очистить его от неблагонадежных элементов и построить автаркическое аграрное общество, одну большую коммуну, без денег, часов и семей. Такая расширенная сельская коммуна в одной отдельно взятой стране могла бы стать первым шагом, начальной стадией для общечеловеческой коммунистической утопии. В самом деле, ведь начать можно было с малого – например, с подобной аграрной революции.
Как только США проиграли войну во Вьетнаме, «красные кхмеры» Пол Пота начали беспрепятственный захват больших и малых городов собственной страны. Под предлогом опасности американских бомбардировок была объявлена всеобщая эвакуация, и города полностью опустели в считаные дни. Возможно, это была самая радикальная в истории попытка положить конец товарно-денежным отношениям и совершить немедленный рывок к коммунистическому обществу. Как только был взят Пномпень, Пол Пот распорядился взорвать Национальный банк и соорудить на его месте склад сельскохозяйственной техники и удобрений. Как он и обещал, были уничтожены все часы и отменен календарь. Камбоджийское общество одним скачком перенеслось в утопию из запутанных сложных грез Пол Пота, в которых марксистская теория была пропущена через глубоко субъективное понимание философских вопросов.
Городских жителей отправили выращивать рис себе же на пропитание. По всем тропам в сторону сел хлынуло необъятное, покорное человеческое стадо, подгоняемое прикладами вооруженных пастухов, подростков из отрядов Пол Пота. Вокруг деревень начали разрастаться импровизированные поселения лагерного типа. Потом выселенных городских начали разлучать, тасовать, гонять с места на место в разные стороны, чтобы добиться их полного отчуждения друг от друга и от местных крестьян, равно как и рабского повиновения «красным кхмерам». Был объявлен Нулевой год и конец временного измерения. Жены стали общими. Людей насильно избавляли от чувства времени и проявления каких бы то ни было эмоций, как от атавизмов старого мира. Садизм новых хозяев Камбоджи не знал границ. За любую малейшую провинность, экономя патроны, забивали насмерть мотыгами. Буддийское воспитание не позволяло миллионам несчастных жертв взбунтоваться против произвола горстки изуверов, заставляя их из-за пустячных провинностей послушно копать себе могилы и подставлять свое темя под удары тупых лопат и мотыг.
14Ранним утром жители вьетнамского села Ба Чук увидели, как в редких просветах погруженных в предрассветные сумерки джунглей замелькали фигуры чужаков. По мере того как те продирались сквозь заросли, жители различили, что это был небольшой вооруженный отряд, ведомый двумя женщинами в военной форме с винтовками. Когда те вышли из леса, жители были поражены необычайной красотой этих девушек, говоривших между собой на китайском языке. Их сопровождали пятеро темнокожих кампучийцев. Красавицы, наставив дула своих ружей на мирную крестьянскую семью, приказали всем следовать за ними в джунгли для разговора с их командирами. Компактно сгрудив стариков родителей, взрослых и шестерых детей, они погнали несчастных крестьян в джунгли. Как только они оказались на тропе, под густой сенью зеленых зарослей, кампучийцы неожиданно начали изо всей силы, исступленно бить самых младших детей прикладами по их маленьким головкам. Когда трехлетняя дочурка, получив два увесистых удара в затылок, закричала: «Мама! Мама!», беспомощно протягивая к ней ручонки, ее мать упала в обморок. Очнувшись, она увидела, что лежит с раскроенным черепом и простреленной шеей среди трупов. Убедившись, что вся семья мертва, она поползла в сторону Слоновьей горы, к храму. За кустами она услышала хныкающий детский голос, умолявший кого-то: «Папочка, не умирай, я больше не буду плакать!» Она нашла уцелевшего ребенка с залитым кровью лицом и знаками позвала его за собой. В храме на горе они увидели бесформенную груду из тел остальных жителей деревни, согнанных сюда и перерезанных полпотовцами.
В этот момент из зарослей вышел старый сгорбленный кхмер с всклокоченной седой бородой и пронзительным, воспаленным взглядом. Он не спал уже свыше двадцати лет. Достав из-за пазухи фляжку, он присел на корточки перед женщиной и начал поить сначала ее, потом ребенка чистой родниковой водой. Когда они оба напились, остатками воды из фляжки он умыл лицо ребенка, залитое кровью
