Но все эти наши бытовые проблемы перестали для меня быть проблемой окончательно, когда к нам в штаб (в школу) пришла одна бабушка.
Пришла она за помощью. К Мозговому. Местное население вообще постоянно к нему шло. То плёнку взять — окно закрыть, которые было выбито взрывной волной во время обстрела. То за досками, то за продуктами. То на соседей пожаловаться, которые шумят и не соблюдают комендантский час. Короче, шли они к нему в надежде, что он сможет решить их проблему. Мне всё это движение напоминало хождение «ходоков» к Ленину.
Борисыч вначале старался помогать. Но всем ведь не поможешь. К тому же весь этот людской поток мешал ему самому, как командиру бригады, руководить боевыми действиями. Тогда, напомню, Дебальцево было ещё не освобождено. Короче, он дал нам не гласное распоряжение, по разным бытовым вопросам местных жителей, временно к нему не пускать. К тому же сама плёнка у нас быстро закончилась. Ну, не было её у нас.
И вот сижу я на дежурстве возле класса, где располагался наш штаб «Призрака». Заходит эта бабушка. Маленькая такая, мне по плечо. В стареньком, засаленном плаще до колен и в таких же стареньких ботиночках, на голове пуховой платок. На вид лет восемьдесят.
— Бабуль, вы к кому? — спрашиваю её.
— Сынок, мне бы вашего командира.
— Вам сам Мозговой нужен или кто-то другой?
— Да, наверно. Мозговой. Хочу попросить его.
Понимая, что, скорее всего, бабушка пришла за тем же, что и остальные до неё сельчане, задаю ещё вопрос.
— Что попросить?
— Плёнку. У меня в доме стёкол нет. Совсем. Последнее окно позавчера выбило. Я их хочу плёнкой заделать, — чуть не плачет она.
— Вы знаете, но у нас уже нет плёнки. Закончилась.
— А что же мне делать? Холодно же в хате.
Я стою и понимаю, что чувствую себя, как бы виноватым перед ней, что плёнка закончилась. Но помочь ей в этом не могу.
— Я не знаю. Может у ваших соседей что-то осталось? Мы много её людям раздали, — говорю я ей.
— Нет, сынок. У соседей тоже нет.
Бабуля вздыхает, разворачивается и тихо бредёт на выход.
— Что?
Она спокойно так поднимает голову и отвечает:
— Кушать у нас тоже нечего. Одна крупа осталась.
— Подождите меня здесь. Я вам сейчас принесу, — говорю я ей и бегу в наш класс, где мы сами тогда базировались.
Там Албанец и ещё несколько человек из наших.
— Парни, там бабуля одна пришла, к Борисычу за плёнкой. Короче, надо ей продуктами помочь. Что у нас есть в наличии?
После недолгих подсчётов выясняется, что каждый может отдать по банке тушёнки.
— Тавр, этого мало будет, — говорит Албанец. Возьми ещё полмешка картошки. Отдай ей.
— Да она же это всё сама не дотащит, — отвечаю я ему.
— Так ты и помоги. А я пока за тебя постою.
Я хватаю консервы, кидаю всё это в мешок с картошкой и выбегаю в коридор, где у дверей ждёт меня старушка.
— Вот. Мы тут с ребятами вам собрали не много. Давайте я вам это всё отнесу. Далеко идти?
— Нет, тут недалеко. А тебя командир твой не заругает?
Тут как раз к нам подходит Саня Песня. Наш начальник охраны.
— Саш, мы тут с пацанами собрали кое-что из продуктов. Я отнесу ей до дома. За меня пока Албанец подежурит.
— Ну, давай. Только ты недолго. А то скоро возможно выезд будет, — говорит он мне.
— Хорошо. Я туда и обратно.
Закидываю автомат себе на правое плечо, мешок на левое, и идём с бабушкой до её хаты. По дороге спрашиваю:
— Что же вы не уехали, когда война началась? Зачем остались?
— Не могу я уехать, сынок. Брат у меня лежачий. Совсем не встаёт. Некому за ним ухаживать. Да и кому мы, старики, нужны?
— А как же дети, внуки ваши.
— Сын ещё летом погиб, под Донецком, в ополчении. А внуки в России живут. Зовут меня к себе. Но как я брата оставлю. Он же помрёт тут без меня.
Примерно через пять минут мы подходим к её дому.
— Вот моя хата, — говорит мне она, показывая на дом.
Я смотрю на эту избушку и вижу, что там нет не только стёкол, но и снесено полкрыши.
— Да как же вы тут живёте? — говорю я ей.
— Я пока с братом у соседей живу. Спасибо, что приютили нас. Ты оставь мешок тут, у заборчика. Дальше я уже сама.
Ставлю мешок к забору.
Бабушка берёт меня за руку и, глядя в глаза, вытирая слёзы, говорит:
— Спасибо тебе сынок. Храни тебя Бог.
— Да, собственно не за что, бабуль. Помогли, чем смогли. Вы меня извините, мне обратно уже надо.
Обнимаю бабушку и прощаюсь.
— До свидания. Не болейте главное, — говорю я ей. Разворачиваюсь и бегу назад, к своим.
Бегу и понимаю, что мы ещё хорошо устроились в этой школе. Ну и что, что спим на полу и на партах. Зато стёкла целы и котельная, что в подвале, топит школу. Ну, нет воды, и что с того? Её же можно принести в баке, с той самой водокачки. Ну да, туалет на улице, в кустах. Зато с едой, с консервами проблем нет. Есть тушёнка и даже варёная сгущёнка, которую Саня Песня принёс неделю назад, целое ведро и которую мы ещё не съели.
— Да у нас там практически курорт. Тепло, светло, а главное все вместе, — размышлял я так про себя пока шёл обратно.
— Ну что, отнёс? — спрашивает меня «Песня», после моего прибытия
