– Ну вот, собственно, и момент истины. Сейчас нужно будет решить, что делать с твоим пленником. Открывайте, что ли, – приказал Рябушев, отходя на шаг назад.
Солдаты приоткрыли створку, взглядам собравшихся предстал каменный мешок, в углу скорчился заключенный. Он выглядел жалко. Спутанные грязные волосы зарывали лицо, окровавленная майка задралась, обнажая его худой, впалый живот, черты лица заострились. Несчастный тихо всхлипывал от боли и бормотал:
– Марина… Помоги мне… Спаси…
Женщина бросилась к нему и упала перед парнем на колени.
– Женя, Женечка, это я, я здесь, с тобой, – шептала она, обнимая юношу за плечи. Она отвела прядь волос с его лица, и на нее глянули полные невыразимой муки глаза.
– Ты пришла. Нет, это бред, тебя не существует, мне все это кажется, – голос пленника звучал жалобно и умоляюще, на растрескавшихся пересохших губах выступила капелька крови.
– Тише, тише, тише, – Алексеева баюкала его, прижимая к себе.
«Я хочу забрать хотя бы часть твоей боли и страданий. Пожалуйста, потерпи, дружочек, ты не один, я с тобой!» – просила она, не решаясь говорить вслух. Горькие мысли прервал резкий окрик Рябушева:
– Отойди, дай Геннадию его осмотреть.
– Потерпи еще немного, – шепнула Марина и вышла в коридор. – Только осмотреть.
– Хватит! Евгений совершил преступление, он за него ответит. Ты больше не будешь его выгораживать. Надоело! – рыкнул полковник.
Женя закричал от боли, когда Доктор Менгеле в своей грубой манере начал осмотр. Женщина побледнела и с огромным трудом заставила себя не вмешиваться.
– Ты обещал, Андрей! Это мой пленник, я сделала все, что ты приказывал!
– Он совершил преступление. Покушался на жизнь начальника бункера. Если я оставлю его в живых, не поймут свои же. Такое не прощается никому. Ты не уследила за своим пленником. Он должен быть наказан смертью! – непримиримо возразил Рябушев.
– Мальчик болен, он не понимал, что делал! Я прошу, я умоляю! – горько воскликнула Марина, однако лицо полковника осталось равнодушным.
Геннадий вышел из камеры и насмешливо взглянул на женщину.
– А ты жестокая. Твой несчастный Женечка умирает, и подыхать он будет долго и мучительно. Медикаменты нынче в цене, зачем продлять страдания того, кто уже обречен? Не лучше ли пустить ему пулю в лоб? – протянул ученый.
– Спасите его! Гена, пожалуйста, я сделаю что угодно, только спасите его!
– Зачем? Чтобы он прожил еще месяц и все равно отправился к праотцам? У него отказали почти все системы организма. Забавный опыт вышел. Острый токсический гепатит развился всего за два дня, повышенная возбудимость нервных окончаний, риск инфаркта. В любой момент он может загнуться от болевого шока. Вот если бы он был моим образцом…
– Нет! Это вы его убили! Это все из-за того транквилизатора! – в отчаянии закричала Марина, совершенно лишившись самообладания.
– Побочные эффекты непредсказуемы, – пожал плечами Доктор Менгеле. – Парень – не жилец. Видимо, действие препарата наложилось на общий стресс, и ослабленный организм не справился. Твоему Женечке осталось несколько часов, в лучшем случае.
– Нет… – Марина всхлипнула и схватилась за стену, у нее подкосились ноги.
– Ты хотела, чтобы твой Женя был свободен, – жестоко начал полковник. – Я не буду отдавать расстрельный приказ, если ты так просишь.
Алексеева с надеждой взглянула на него снизу вверх, на мгновение поверив в чудесное спасение для своего пленника, но Рябушев продолжил, безжалостно и холодно:
– Я отправлю его на поверхность. Пусть природа решит все за нас.
– Нет! – крикнула Марина, падая перед ним на колени. – Пожалуйста, вы же можете ему помочь!
– Я все сказал, – бесстрастно заметил мужчина, стараясь не смотреть на искаженное ужасом лицо женщины. – Геннадий тоже считает, что Евгений смертельно болен, не вижу смысла тратить драгоценные лекарства. Выведите заключенного. Алексееву держите.
Два солдата подхватили Марину под руки.
– Простите, приказ, – грустно вздохнул один из них, сжимая цепкими пальцами ее локоть.
– Пустите, пустите! Нет! Нет! – женщина кричала, срывая голос, плакала, умоляла, но полковник был непреклонен.
Женю вытащили из камеры и силой поставили на ноги. Парень смотрел невидящим взглядом, не понимая, где находится. Он был бледен, с залитым слезами лицом, перекошенным от боли.
Часовые потащили его к двери, юноша не сопротивлялся, покорно позволяя увести себя.
– Мы обязательно встретимся, в этом мире или в другом! – Марина смотрела ему вслед, бессильно обмякнув в руках солдат.
Пленник и конвоиры скрылись за поворотом коридора, через минуту гулко хлопнула входная гермодверь. Все кончено. Жени больше нет…
Алексеева всхлипнула и лишилась чувств.
* * *«Мы обязательно встретимся, в этом мире или в другом!» Отчаянный крик до сих пор эхом звенел в ушах. Голова раскалывалась, тело обжигал холод. Под руками был снег, глаза ослепли от яркого света.
Несколько минут Женя лежал ничком, даже не пытаясь встать, зачем-то досчитал до двухсот, чувствуя, как намокает одежда и замерзают конечности.
Наконец юноше хватило сил приподнять голову и открыть глаза. Сквозь тяжелые тучи пробивалось алое закатное солнце, сугробы кроваво сверкали в его отблесках.
«Это конец. Все. Остается только замерзнуть насмерть», – безразлично подумал он, пытаясь сесть. Мысли вдруг прояснились, бредовые кошмары остались в темноте, и даже боль немного отступила, затаившись где-то внутри. Парень потер слезящиеся глаза. Что-то тревожило его, очень важное, какое-то воспоминание, вспыхнувшее и погасшее во мраке карцера.
– Пленники… тоннель… теплоцентраль… – бессвязно шептал сам себе Женя. – Мне нужно туда! Чем скорее, тем лучше!
Ему вдруг с небывалой ясностью представилась страшная картина. Ничего не подозревающие жители бункера ТЭЦ падающие под огнем пулеметов, лежащие в лужах крови, и Рябушев, отдающий приказы: «Этих – на обязательные работы, тех – Доктору Менгеле, бунтовщиков казнить!» Перед глазами снова встало белое лицо Сереги с пустыми глазами. Видение было настолько ярким, что Женя передернулся от ужаса.
– Мне нужно идти. На теплоцентраль. Предупредить, рассказать. Нужно. Идти, – парень с трудом поднялся на ноги.
«Я не хочу умирать просто так. Если мне суждено сдохнуть сегодня, то я хочу помочь хотя бы кому-нибудь. Жители ТЭЦ не заслужили стать рабами полковника. Идти, идти. Боже, как больно…»
Парень медленно побрел по территории части в сторону улицы Колпакова. Он почти не видел, куда шел, перед глазами стоял туман. Хотелось лечь и забыться, но мысль о смертельной опасности, грозившей незнакомым товарищам, придавала решимости. Шаг. Еще шаг. Еще один. Под ребрами вновь заворочался раскаленный нож. Женя схватился за живот и закашлял кровью. Он зачерпнул рукой пригоршню снега и засунул себе в рот, пытаясь утолить бесконечную жажду. Его больше не волновала радиация, все равно умирать. Только бы успеть до того, как Рябушев нанесет удар.
«Давай, тряпка! Вперед!» – приказал он сам себе и снова пошел, пошатываясь и оскальзываясь на обледенелых кочках. Впереди уже показался покосившийся бетонный забор, ограждавший владения военных. За ним начиналась узкая длинная улица. Все время прямо. Пусть час, пусть два, сколько угодно, только дойти. И тогда смерть уже не будет такой страшной и бесполезной. Шаг. Еще
