Но было у зелья и побочное действие. Когда в тот же день мама встретилась с Кларком, страсть накрыла их, и уже уходя от него той ночью, она несла под своим сердцем меня – парадокс столь странной связи, маленькую суккубу, зачатую у обычных людей.
Долгое время Аластару лгали, говоря, что мать носит его ребенка, и он верил. К тому моменту он уже осознавал, что любит Торани, хоть и не мог быть рядом с ней.
Не знаю, где прокололся мой дед, а может быть и сама Кристалл рассказала Аластару правду, не выдержав столь ужасной лжи – мне неизвестно, но помолвку удалось расторгнуть.
И забылась бы полностью эта история, если бы не несчастный случай, произошедший сразу после этого. Моего родного отца убили. Он схватил где-то шальную пулю, а настоящая мама все это видела. Кларк умирал на ее глазах, и потрясение оказалось сильнее ее.
Торани и сама еле сдерживалась, когда вспоминала эту историю, слишком горькая и грязная.
Психика Кристалл пошатнулась после увиденного, и она оказалась в психиатрической лечебнице. Там же родилась и я. Примерно в это же время вскрылись махинации деда, за которые он получил по заслугам и потерял все имущество.
Все, что в этом случае могли сделать Аластар и Торани – это забрать меня и не дать оказаться в сиротском приюте. В глазах общественности я так и осталась плодом любви добрачной связи матери и Аластара, и только несколько человек на всей земле знали правду.
Когда я услышала эту историю в первый раз, то долго плакала. Ведь если бы не жадность деда, у меня сейчас могла бы быть настоящие мама и папа.
А потом я поняла, что нельзя жить прошлым и иллюзиями о несбывшемся.
Неважно, как бы сложилась моя судьба, выживи Кларк и останься в своем уме Кристалл. Важно было другое – воспитали меня Тори и Ал, они стали мне родителями, и именно их дочь Лизу я называю сестрой.
Вот только сейчас от этих мыслей было ни капли не легче. Всю дорогу до дома я провела в тягостных раздумьях, Сильвия щебетала о чем-то, но ее слова пролетали мимо ушей, так и оставаясь раздражающим фоновым шумом.
Я не могла отделаться от ощущения, что эта девчонка, можно сказать, прожила положенную мне жизнь.
Наверняка, свои первые шаги она сделала в этом доме, играла в огромном саду с матерью, а потом, та читала ей книги перед сном.
– Сильвия, а где вы впервые танцевали? – невпопад спросила я, но отчего-то мне было жизненно необходимо узнать это именно сейчас.
Девушка задумчиво нахмурила брови, явно вспоминая обстоятельства.
– Кажется, на приеме у генерала Сакса, шесть лет назад, – наконец произнесла она. – Был вечер празднования окончания войны, и…
Я ее перебила:
– А учились где?
– Дома, разумеется, – пожала плечами она. – Помню, в тот год отец, как раз приказал перестелить полы, и я постоянно подскальзывалась на новом паркете. А почему вы спрашиваете?
– Да так, вдруг любопытно стало, – отмахнулась я и отвернулась к окну.
Внутри поселилась тоска осознания: моя мать по новым полам в доме Тамми явно не ходила.
Когда мы распрощались с Сильвией, и ее машина скрылась за углом в конце улицы, я еще несколько минут стояла на пороге своего, но одновременно очень чужого дома, дышала воздухом и с горечью понимала: от моих сентиментальных переживаний легче никому не будет.
Еще хуже становилось, когда в мой мозг лавиной прорвалось осознание того, что Артур тоже все знал заранее. Но не сказал! В очередной раз скрыл важную информацию, потому что не счел нужным это делать.
Я позвонила в дверной колокольчик, дождалась, пока откроет дворецкий, перекинулась с ним парой слов и поплелась к себе в комнату. Идти и разговаривать с Артуром не хотелось, понимала, что лучше переживу сегодняшний день в одиночку.
Франц пришел сам. В тот момент, когда я перекладывала у себя на кровати местами всего две фотографии, которые удалось взять из Арсамаза. На одной, еще довоенной, две пятилетние девочки играли в саду у моря, на второй, Аластар стоял у первого собранного на заводе самолета. Больше никаких фотографий у нашей семьи не сохранилось, да и кто будет таскать с собой бумажные карточки, особенно, если не знаешь, будешь ли жив завтра.
– А ведь у Сильвии наверняка много фотографий, – произнесла я и в очередной раз переложила фото с девочками повыше. – Целые альбомы и тысячи снимков.
Хоть я и не поднимала взгляд, но знала, что Артур слышит.
– Ты все-таки узнала про дом… – больше констатировал, чем спросил он. – Я думал над тем, как тебе рассказать еще в нашу первую поездку туда. Хотел по дороге и даже искал подходящие слова, но, правда, не находил их…
Я подняла на него взгляд и тут же опустила, вновь разглядывая фото. Ни на одной из них не было Торани, но я знала, что эти снимки сделаны ее рукой. Что же касалось Кристалл, моей настоящей матери, ее изображений я не видела даже мимолетно. А когда спросила у Аластара, похожа ли на нее, услышала категоричное: “Нет. Вы абсолютно разные”.
– Менталист, не находящий слов, – горько усмехнулась я. – Звучит нереалистично.
– И, тем не менее, это правда, – мужчина подошел ближе, сел рядом, чуть позади. Под его весом жалобно скрипнули пружины матраса, и Арт обнял меня за плечи. – Ты была взвинчена, нервничала из-за Сакса. Напоминала порох – поднести спичку и вспыхнешь!
– А ты еще мой наряд отругал, – напомнила ему, откидываясь назад, позволяя обнять себя сильнее.
Наверняка, со стороны мы смотрелись романтично – парень и девушка в объятиях, но сердцем я знала: Артур меня просто жалеет. Нет в нем сейчас ни капли иных чувств, кроме поистине братских.
– Отругал, но я тоже могу быть идиотом, – сознался он. – Я и сам был на взводе, а потом еще машина сломалась, и Сакс объявился. Стало не до разговоров.
– Я бы хотела, чтобы между нами не было тайн, – тихо произнесла я и прикрыла глаза, чувствуя, как устала за день. – Ты бережешь меня, я понимаю. Но порой лучше знать ужасную правду, чем мучиться в неведении.
Я ощутила короткое движение его кивка и продолжила:
– Ты и сейчас что-то недоговариваешь. Я разгадала твой трюк с сюрпризом для меня, но выпытывать, что именно не буду… либо так же, как и сегодня, узнаю сама, либо дождусь твоего признания.
Он промолчал, лишь обнимающие меня руки, сжались чуть сильнее.
– Но учти, – дополнила я. – За доверие я буду благодарна больше. Не надо меня беречь, лучше скажи все, как есть. Особенно, если это касается Лизы.
– Мой план
