Полсотни раз отжавшись от одуряюще пахнущей весной земли, Александр перекатился на спину и расслабился, закинув руки за голову. Не положено, конечно, если кто заметит, тут же к главврачу потянут: мол, нарушение режима, простудитесь. Но как не поваляться в молодой траве, вымахавшей уже на добрую ладонь? Да и с чего б ему простужаться, уж май месяц на дворе! Лето скоро… третье военное лето. Позади и битва под Москвой, и Сталинград. Хоть немец пока еще силен, все равно победа скоро. Выдохся он, гад фашистский, выдохся. Еще совсем немного надавить – и сломается. Меж ранеными уже давно слухи ходят, что летом большое наступление будет. Наше, в смысле, наступление. И слухам этим Сашка, несмотря на профессиональную недоверчивость с прочей подозрительностью, склонен верить практически на все сто процентов. Давно уже все к этому идет. Потрепали фрица, ослабили, силы поднакопили – пора б и назад гнать… Эх, скорее бы на фронт, мужики, поди, заждались! Костя Паршин, Серега Максимов, Витька Карпышев…
Вспомнив о последнем, Александр тяжело вздохнул. Ох, Витька, Витька, как же ты так, братишка?..
Район Ржевско-Вяземского выступа. Март 1943 годаПодтаявший за день ноздреватый снег за ночь прихватило морозом. Лыжи с хрустом продавливали шершавый, словно наждачная бумага, наст и шли туго, замедляя и без того не слишком быстрый темп движения. Двое пленных тоже скорости не добавляли, поскольку двигались с двойной нагрузкой. Привалов больше не делали – до рассвета оставалось всего ничего, и за это время нужно было кровь из носу проскочить передок и выйти к своим.
Как они ухитрились оказаться за линией фронта? Отдельная история, на войне и не такое случается. Линия фронта вовсе не всегда обозначена траншеями, минными полями и заградительными сооружениями. Особенно в незнакомом лесу. А свериться с картой не всегда есть возможность – да и смысл, ежели на ней нанесена в лучшем случае вчерашняя обстановка? Вот и они, преследуя немецкую разведгруппу, и сами не заметили, как оказались «на той стороне». Фрицы, скорее всего, тоже. Четверо диверсов просто всеми силами пытались оторваться от невесть откуда появившихся русских, не особо разбирая, в каком именно направлении они движутся.
Погоня закончилась тем, что с дороги сбились и первые, и вторые. В конце концов немцы решили устроить засаду и обрубить надоевший «хвост». Гулькин, уже давненько ожидавший от противника чего-то подобного (окажись он на их месте, давно бы уже так и поступил), на уловку не повелся, результатом чего стал быстротечный бой с результатом отнюдь не в пользу первых. Обойдя засаду с флангов, осназовцы положили пару фрицев на месте и еще двоих захватили живыми и практически целыми. Практически – поскольку одного прилично приложило близким разрывом гранаты (без осколочной рубашки, ясное дело).
Кое-как привязавшись к местности, двинулись в обратном направлении, попутно внезапно и выяснив, что ухитрились забраться в немецкий тыл. Связаться со своими возможности не имелось: рацию они с собой не брали, планируя обернуться максимум за сутки. А фашистский «funk»[25] разбило шальной пулей до состояния полной неремонтопригодности, и радиостанцию пришлось бросить, для гарантии доломав прикладами. Навьючив на пленных пожитки и оружие погибших камрадов, двинулись в обратном направлении. Планируя к рассвету оказаться у своих. И почти дошли…
– Слышь, командир, – выдохнул в Сашкину спину догнавший его Карпышев. – Давай все же хоть на пяток минут притормозим. Пленные совсем сдулись, едва бредут, особенно контуженный. Пусть передохнут, все равно мы тех фрицев, что на опушке окопались, уже всяко обошли. Как думаешь?
– Ну, давай, – нехотя согласился Гулькин, которому отчего-то категорически не хотелось останавливаться. Но товарищ прав, загонят пленных – и что дальше делать? На себе переть? С грузом да по такому снегу? Сворачиваем вон туда, видишь, вроде овражек какой. Там и пересидим минуток с десять. Но не больше, вот-вот светать начнет. Ступайте следом, я первый.
– Принял, – Виктор легонько хлопнул его по плечу, возвращаясь к основной группе.
Передохнув в крохотном распадке и заставив пленных сделать по несколько глотков шнапса, у них же и затрофеенного, собрались двигаться дальше. Но не успели: в морозном предутреннем воздухе курлыкнул первый снаряд, и метрах в пятидесяти вздыбился могучий куст разрыва.
Не теряя ни мгновения, Гулькин рывком поднял ближайшего гитлеровца за лямки ранца и пихнул вперед, свирепо заорав по-немецки:
– Vorwärts! Sie wollen leben – Lauf! Verschieben oder Tod! Schneller![26] Мужики, давай обратно, в лес! Укроемся под деревьями! Рассыпались, толпой не бежать! Лыжи бросить!
Остальную часть фразы он проорал исключительно на русском командном, помянув и женщин легкого поведения в крайне интересных положениях, и всем известную мать, и отдых, из-за которого они потеряли добрых десять минут, и неведомых артиллеристов, которым именно сейчас приспичило перемешивать с землей немецкие позиции…
Фрицы оказались понятливыми – ломанулись вперед так, что едва угонишься. Перли по снегу, что те аэросани. То ли Сашкиных матов испугались, то ли жить хотели аж до усрачки, пусть даже и в страшном русском плену. Да еще и ранцы с разряженным оружием не бросили, поскольку приказа такого не получили. Осназовцы рванули следом, спеша укрыться в лесу. А советские гаубицы, судя по ощущениям, калибром как минимум в сто двадцать два мэмэ, продолжали гвоздить квадратно-гнездовым, нащупывая цели. Пока еще не слишком часто, просто пристреливаясь.
«А вот когда беглым накроют – тогда все, пиши пропало, – автоматически подумал Гулькин. – Да твою ж мать, как обидно-то! Совсем немного не успели, самую капельку. Под своими снарядами лягут – и не узнает ведь никто, запишут в пропавшие без вести – и привет. А ведь не хотел останавливаться, зудело что-то в груди, царапало. Как чуял!»
ТУ-ДУМ! – очередной снаряд ударил метрах в двадцати по ходу движения. Падая, Александр успел пихнуть в спину ближайшего пленного, заваливая того в снег. Второй фриц внезапно запаниковал, видимо, впервые попав под артобстрел. Или недавняя контузия так сказалась? Бросив вещи и оружие, плюхнулся на колени и, закрыв голову руками, истошно завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. Оказавшийся ближе всех Карпышев рванулся к нему, опрокидывая на землю и падая рядом. И тут же обоих скрыл пронизанный коротким огненным всполохом куст взрыва. Над головой протяжно пропел осколок, заставляя Гулькина
