К полуночи положение графа Нидека казалось мне безнадежным; начиналась агония; сильный, неправильный пульс временами упадал, останавливался, потом внезапно поднимался.
Мне оставалось только быть свидетелем, как умрет этот человек… я падал от усталости; все, что может сделать искусство, я сделал.
Я сказал Сперверу, чтобы он остался дежурить и закрыл глаза своему господину.
Бедняга был в отчаянии. Он упрекал себя в своем невольном восклицании: «Граф Нидек, что вы делаете?» — и рвал волосы от отчаяния.
В камине горел славный огонь. Я бросился одетым на постель и скоро сон охватил меня — тяжелый, беспокойный, который, так и кажется, должен прерваться стонами и слезами.
Я спал, обернувшись лицом к очагу, свет которого струился на каменный пол.
Через час огонь заглох и, как бывает, оживая, освещал стены своими большими красными крылами и утомлял мои веки.
В полудремоте я полуоткрыл глаза, чтобы видеть, откуда появились эти полосы света и мрака.
Самый странный сюрприз ожидал меня.
На фоне очага, еле освещавшегося несколькими догоравшими головешками, вырисовывался черный профиль: силуэт «Чумы».
Она сидела на корточках на табурете и молча грелась.
Сначала я подумал, что это иллюзия — естественное следствие моих размышлений за последние дни. Я приподнялся на локте и следил глазами, которые стали круглыми от страха.
Это была она; спокойная, неподвижная, она сидела, охватив колени руками, такая, какой я видел ее на снегу, с длинной шеей в складках, орлиным носом, сжатыми губами. Мне стало страшно.
Как попала сюда старуха? Как могла она пробраться в эту башню, возвышавшуюся над пропастями?
Все, что мне рассказывал Спервер о ее таинственном могуществе, показалось мне справедливым! Сцена, когда Лиэверле ворчал у стены, промелькнула, как молния, перед моими глазами! Я спрятался в алькове и, еле дыша, смотрел на неподвижный силуэт, как мышь смотрела бы на кошку из глубины своей норки.
Старуха была неподвижна, как скульптурные украшения камина; губы ее что-то бормотали.
Сердце у меня сильно билось; страх удваивался с минуты на минуту благодаря молчанию и неподвижности этого сверхъестественного видения.
Так продолжалось около четверти часа. Вдруг огонь охватил еловую ветку; она вспыхнула с треском, извиваясь, и яркие лучи осветили глубину залы.
Этой вспышки было достаточно для того, чтобы я мог разглядеть старуху. Она была одета в старинное платье из брокара пурпурового цвета, переходившего в фиолетовый; на левой руке был тяжелый браслет; в густых седых волосах, свернутых на затылке, красовалась золотая стрела; она была как будто призраком минувших дней.
Однако у нее не могло быть враждебных намерений, иначе она воспользовалась бы моим сном для исполнения их.
Эта мысль несколько успокоила меня, как вдруг она встала и медленно… медленно приблизилась к моей постели, держа в руках только что зажженный факел.
Тут я заметил неподвижный, свирепый взгляд ее глаз.
Я сделал усилие, чтобы встать, крикнуть: ни один мускул моего тела не дрогнул, ни малейшего звука не сорвалось с моих губ.
А старуха, нагнувшись надо мной из-за занавесей, смотрела на меня со странной улыбкой. Я хотел защищаться, позвать… взгляд ее парализовал меня, как птицу взгляд змеи.
Каждая минута этого безмолвного созерцания казалась мне вечностью.
— Что сделает она?
Я ожидал всего.
Вдруг она повернула голову, прислушалась, потом прошла большими шагами залу и отворила дверь.
Мужество отчасти вернулось ко мне. Усилием воли я встал, словно движимый пружиной. Я бросился вслед за старухой, которая одной рукой высоко держала факел, другой широко распахнула дверь.
Я хотел схватить ее за волосы, как вдруг в глубине галереи, под стрельчатым сводом замка, выходившим на площадку, я увидел… кого?
Самого графа Нидека!
Графа Нидека — которого я считал умирающим — одетого в громадную волчью шкуру; верхняя челюсть волка была надвинута на лоб в виде забрала, когти лежали на плечах, хвост волочился по каменному полу.
На нем были большие башмаки из толстой кожи. Шкура застегивалась у шеи серебряными когтями; все в его лице, за исключением тусклого, неподвижного, ледяного взгляда, обличало человека сильного, привыкшего управлять — властелина.
Мысли мои совершенно смешались при виде его. Бегство было невозможно. У меня хватило присутствия духа только на то, чтобы броситься в нишу у окна.
Граф вошел, смотря на старуху с суровым выражением лица. Они заговорили тихо, настолько тихо, что я не мог разобрать их слов, но жесты их были выразительны: старуха указывала на кровать.
На цыпочках они подошли к камину. Тут, в тени, старуха, улыбаясь, развернула большой мешок.
Едва граф увидел мешок, как в три прыжка он был у кровати и оперся на нее одним коленом. Занавеси заколебались; тело графа исчезло под их складками; я видел только одну его ногу, упиравшуюся в каменный пол, и хвост, болтавшийся то вправо, то влево.
Можно было бы подумать, что тут происходила сцена убийства!
Все самое страшное, самое ужасное не охватывало бы меня таким страхом, как немое изображение этого акта.
Старуха прибежала, в свою очередь развертывая мешок.
Занавеси снова зашевелились, на степах показались тени. Самое ужасное было то, что мне показалось, будто лужа крови медленно потекла по полу к камину: то был снег, приставший к ногам графа и таявший от тепла.
Я продолжал смотреть на этот черный след, чувствуя, что язык у меня цепенеет, как вдруг я увидел странную картину.
Старуха и граф запихивали простыни в мешок; они втискивали их с поспешностью собаки, роющей землю; потом владелец Нидека взбросил себе на плечо этот некрасивый предмет и направился к двери. Простыня тащилась за ним; старуха шла с факелом. Они прошли по площадке.
Я чувствовал, как дрожали мои колени, как они стучали друг о друга; я тихонько молился.
Не прошло и двух минут, как я бросился по их следам, увлекаемый внезапным, неотразимым любопытством.
Я бежал по площадке и только что хотел войти в стрельчатую арку башни, как у меня под ногами очутилась большая, глубокая цистерна; туда, спиралью, спускалась лестница; я увидел, как факел мерцал в глубине, словно светлячок, и становился незаметным по мере того, как удалялся.
Я сошел, в свою очередь, по первым ступеням лестницы, идя на этот отдаленный свет.
Внезапно он исчез: старуха и граф дошли до дна пропасти. Я продолжал спускаться, держась за перила, уверенный, что могу подняться в башню в случае, если не окажется другого выхода.
Вскоре ступеньки окончились. Я огляделся и заметил налево лунный свет, пробивавшийся из-под низкой двери через высокую крапиву и покрытый инеем терновник. Я отбросил ногой эти препятствия и увидел, что нахожусь у основания башни Гюга.
Кто мог бы предположить, что такая дыра шла к замку? Кто показал этот
