При появлении Кита сэр Бонами устремил взгляд своих маленьких глазок в его сторону и произнес:
– Отличный ужин и весьма приятный вечер.
– Спасибо, сэр, но это целиком и полностью заслуга моей матушки, – сказал Кит.
– Совершенно верно! Абсолютно точно! Изумительная женщина! Равной ей на свете просто не существует, – произнес сэр Бонами. Толстяк слегка приподнялся в своем кресле, стараясь дотянуться до кармана, в котором лежала его табакерка. – К тому же столь же прекрасна, как и в тот первый день, когда я увидел ее… Нисколько не постарела… Вас тогда и на свете еще не было…
Вспомнив, что ему советовал Фимбер, Кит выудил из кармана табакерку, заблаговременно припасенную для такого случая, открыл крышку и протянул ее сэру Бонами.
– Не угодно ли попробовать моего табака, сэр? – спросил молодой человек.
Кит тотчас же понял, что допустил какую-то оплошность. На несколько секунд ничего не выражающий взгляд джентльмена остановился на табакерке и только после этого переместился на лицо человека, протягивающего ее.
– Красивая табакерка… Сдается, вы купили ее в Париже, когда ездили навестить брата? – произнес сэр Бонами.
– Сдается, да, – согласился Кит.
Ни один мускул на его лице не дрогнул. Сэр Бонами взял понюшку табака.
– Работа Бернье, – со знанием дела произнес он. – Вы показывали мне ее после возвращения.
Кит промолчал.
Когда чуть позже сэр Бонами навестил Кита в огромной комнате, традиционно служившей спальней графам Денвиллам, тревога молодого человека лишь усилилась. Фимбер как раз снимал с него сюртук, а толстяк к этому времени уже успел освободиться от железных объятий своего корсета и жестко накрахмаленного воротничка, облачившись в халат из плотной парчи столь богатой расцветки и столь оригинального фасона, что его объемистая фигура вследствие этого стала еще более импозантной и величественной.
– Хочу перекинуться с вами парой слов, – заявил он.
Фимбер с бесстрастным выражением лица удалился в гардеробную.
– Чего изволите, сэр? Что-нибудь не в порядке? – чувствуя, как теряет почву под ногами, произнес Кит.
– Табак пересушен, – хмуро взирая на молодого человека, промолвил сэр Бонами.
– Господи! Неужели пересушен? Прошу простить меня за эту оплошность.
– Хочу, чтобы вы вняли моим предостережениям, мальчик мой, – игнорируя реплику Кита, произнес сэр Бонами. – Не знаю, что за проказу вы затеяли (это не мое дело), но коль намереваетесь и впредь дурачить людей, притворяясь лордом Денвиллом, то не предлагайте пересушенный табак и не открывайте табакерку двумя руками.
– Вот оно что, – хмыкнул Кит. – Я понял, что выдал себя, но не знал, каким образом.
– Черт возьми, Кит! Эвелин освоил трюк, изобретенный Бруммелем. Крышку табакерки он открывает большим пальцем той руки, в которой держит ее. Хорошенько запомните это.
– Запомню, сэр, – пообещал Кит. – Благодарю вас… Мне кажется, вы ждете от меня объяснений…
Сэр Бонами остановил его взмахом руки.
– Нет, не жду, – произнес он поспешно. – Я уже говорил, что не собираюсь лезть в чужие дела, тем более, уверен, эта затея весьма сомнительного свойства.
– Не столь сомнительна, как может показаться непосвященному, – возразил Кит.
– Если она даже вполовину столь сомнительна, я все равно не желаю иметь ничего общего с ней, – без обиняков ответил сэр Бонами. – Я вас с Эвелином хорошо знаю… и сюда приехал не для того, чтобы валять дурака. Коль Эвелину не удалось отвадить меня из вашего дома за все прошедшие годы… а он не раз пытался сделать это, то уж вам и подавно не удастся.
– У меня и в помыслах нет подобного, сэр, – мягким тоном произнес Кит.
– Теперь я припоминаю, что вы никогда не строили при моем появлении такую гримасу на лице, словно вам сунули под нос перец, в отличие от вашего развеселого братца, так что, думаю, вы вполне искренни со мной. Если начистоту, именно это вызвало у меня подозрение. Вам не следовало вести себя так, словно вы рады видеть меня. Юный лорд Денвилл достаточно хорошо воспитан, но иногда позволяет себе лишнее.
– Неужели? Обещаю перевоспитать его, – улыбнувшись, промолвил Кит. – В любом случае я просто не мог себя так вести… И еще… я весьма вам признателен за то, что вы приехали и поддержали нас… Я и прежде знал, что мне нечего опасаться, даже если вы обо всем узнаете.
– Нечего опасаться, – заверил его сэр Бонами. – Однако я уже не столь молод, Кит, и посему не надо думать, что, ежели вы прыгнули в омут, я последую за вами. Нет уж, увольте… Ничего мне не говорите. Коль ваша матушка посчитает нужным, она все расскажет сама… Благослови ее Господь… – Помедлив, он с беспокойством в голосе добавил: – Не нужно ставить ее в известность и побуждать к откровенности.
Когда Кит заверил его в том, что и в мыслях ничего подобного не имеет, сэр Бонами удалился с чувством человека, сделавшего для своего юного друга так много, как только возможно ожидать от джентльмена его возраста и положения в обществе.
На следующее утро, узнав об этом разговоре, леди Денвилл залилась безудержным смехом, а затем проявила заслуживающее всякого порицания озорство, желая втянуть своего несчастного обожателя в путаницу, которую с гордостью считала делом собственных рук.
– Нет, маменька, – твердо заявил Кит. – Не стоит! Мы весьма обязаны этому старому придворному оригиналу. Мне бы не хотелось ставить его в затруднительное положение. Никто не вправе осуждать его за то, что он хочет держаться подальше от нашей авантюры. Если мы сможем выпутаться из скандала, никому больше не открываясь, я буду весьма признателен судьбе.
– Я не стану предпринимать ничего против твоей воли, сынок, но к чему впадать в хандру? – заявила леди Денвилл.
– Я не впадаю в хандру, просто мне боязно…
– Нет, Кит, – возразила графиня, огорченная таким признанием. – Не надо! С какой стати тебе бояться? Я признаю́, что впереди нас ожидают трудности, возможно, весьма серьезные, но
