Жаль, немногие это понимают.
Одиннадцать-сорок две. Тебя ещё не заметили? Конечно. Тут пока заметят, пока до милиции дозвонятся, пока дежурный вызов примет, обработает, пока ближайшие машины подтянут, пока «Скорая» доедет… Пока позвонят штатному психологу ОВД «Зябликово» Герману Сергеевичу Кастальскому, пока он до места доедет… Но ты не прыгнешь, о нет. Не для того ты туда лез, чтобы раньше времени прыгать. Ты меня дождёшься. Дождёшься, и вот уже тогда мы с тобой по душам поговорим, — так, немножко. А потом один из нас отправится вниз, а другой — тоже вниз, но не по лестнице и не на лифте, а своим ходом.
Маринка притихла. Интересно, что она тут делает, пока я на работе? Скукота же — целый день сидеть одной в пустой квартире. Хоть бы кошку завела, что ли. А то и любовника — тоже сошло бы. Глядишь, и потерю бы легче пережила…
М-да. Циник ты всё-таки, Герман Сергеич, притом беспросветный. А с чего, спрашивается? Чего тебе, жилось плохо? Хорошо жилось. Работа хоть и тяжёлая, зато интересная. Квартира со всеми удобствами, машина, все дела. Жена хоть и с норовом, зато красавица. А ведь тебе уже не тридцать. И вообще, грех жаловаться-то. Так откуда в тебе цинизм взялся, откуда мизантропство? Не можешь Миру простить, что Катю с Игорьком забрал? Да ладно тебе. Люди и поболе твоего теряют. Вспомни Афган хотя бы. Помнишь, не забыл? Ага, ну то-то же.
Война и мир Германа Кастальского. Я так долго жил войной — Войнами Духов, войной людей, — что не сразу сумел привыкнуть к чему-то другому. Я долго жил войной, да — но ведь и миром тоже пожить довелось, и немало! Так чего ж тебе ещё надо, ненасытная ты Сущность?
Ничего. Вот отыщешь своих Претендентов, наберёшь команду, обучишь. Одержишь победу над Искажённым. И снова сможешь жить так, как тебе захочется…
Одиннадцать-сорок девять.
Нет, вру — не сможешь. Времена меняются. Что-то новое грядёт, и Искажённый — первый признак, призрак, отзвук этого нового грядущего. Первая ласточка. Что это будет? Третья Война? Или что-то совсем другое? Кто знает. Даже Духам неведомо будущее, разве что самое ближайшее.
Одиннадцать-пятьдесят одна. И-раз, и-два, и-три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, тридцать один, тридцать два, тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят.
Часы показывают одиннадцать часов пятьдесят две минуты.
Дребезжащим старческим тенорком гундосит телефон. И-раз, и-два… Трубку долой!
Алло?
— Кастальский?
— Да, Евгений Михайлович, что случилось?
— Поезжай на Каширку! Шипиловская, 13. Суицидник у них там. Нужна твоя помощь.
— Уже еду, товарищ полковник.
Так. Рубашка, брюки, носки. Подтяжки? Нет, чересчур, пусть будет ремень. Туфли. Расчёска-то куда запропастилась? А, вот она. Пригладить седеющие волосы. Захватить пиджак. Да! Прощальную записку в карман. Что ещё? Портмоне, документы, мобильник. Часы. Ключи, брелок от автосигнализации. Ну вот, вроде бы всё.
Я в последний раз окинул взглядом свой кабинет.
Прощай, уютное жилище! Ты стало мне родным.
Пора, пора.
Выхожу, дверь оставляю незапертой. Иду в прихожую и сталкиваюсь там с Мариной. Она уже всё поняла — это видно по её лицу. Но — держится, надо отдать малышке должное.
Провожу рукой по её волосам.
— Не повезло, детка, всё-таки вызвали меня.
— Да, я понимаю, — серьёзная какая. Утреннюю весёлость как рукой сняло. Прости меня…
— Думаю, это ненадолго. Ну, по-крайней мере, надеюсь на благоприятный исход событий, — хилая попытка отшутиться. Но она не улыбается.
Чёрт-чёрт-чёрт.
Целую её в лоб.
— Всё, Маришка, я пошёл.
— Ни пуха, ни пера, — произносит она печально, но затем вдруг словно оживает: — Не забудь: мы сегодня идём в ресторан!
— Я ведь не обещал, — мягко возражаю я. — А хотя знаешь, что? Если выберусь — с удовольствием схожу с тобой туда. Всё, пока!
Ухожу быстро, не оборачиваясь, не дожидаясь лифта. Сбегаю по лестнице, хотя возраст даёт о себе знать, как, впрочем, и образ жизни.
Нестрашно.
«Ровер» приветственно откликается на кнопку брелока. Открываю багажник, достаю портфель, кладу в него записку. Достаю оттуда несколько увесистых пачек с долларовыми банкнотами, кладу их в бумажный пакет, так кстати нашедшийся в багажнике, забираю пакет с собой в салон. Теперь всё.
Ну что, поехали?
Машина петляет через двор и вскоре выезжает на Пятницкую. Теперь только вперёд. Пробок не видно, хорошо. С Пятницкой на Большую Серпуховскую, оттуда на Подольское шоссе, потом на Большую Тульскую, мимо Третьего Кольца на Варшавку, с неё на Каширку… Услужливый навигатор рисует мой последний маршрут, хотя я и без него знаю эту дорогу лучше, чем любую другую. Вечный маршрут «работа-дом-работа».
Вот и фитнес-клуб, а от него рукой подать до нужного поворота. Ещё немножко, и вот она — Шипиловская. Ещё каких-то четыреста метров — и я на месте: вот он, дом номер 13 (число-то какое!).
Впрочем, число числом, но сам дом — банальная «шестнадцатиэтажка», ничего из ряда вон. Вокруг довольно густо растут деревья; но, если прыгать с торцевой стороны, которая выходит как раз на Шипиловскую, тогда нормально: есть, куда приземлиться.
Парень стоит на самом верху. Орёт чего-то, но его не слышно.
А внизу — милицейские машины, «Скорая», всё как положено.
Паркую «Ровер» неподалёку. Ключи оставлю в замке, а не то сигнализация включится.
Эх, и на кой чёрт я всё это придумал, с портфелем? Только добавил и себе, и ей лишних хлопот. Всё-таки недаром говорят: «семь раз отмерь, один отрежь». И вообще.
Ладно, чего уж теперь рассусоливать.
Беру пакет с деньгами, выхожу из автомобиля, хлопаю дверью.
Возле ближайшей ко мне милицейской машины стоит Славка Седов — знакомый паренёк, в нашем ОВД работает уже не первый год.
— Здорово, Слав. Ну, чего тут у вас?
— Здрасте, Герман
