По всем прогнозам мокрое время должно было наступить после битвы. На это и был весь расчет. После, а не до битвы! Нужен был одинокий, ограниченный по времени и месту ливень, который замедлил бы движение головных колонн людоедов, позволил бы догнать голову основному телу их орды. А вместо этого разверзлись хляби небесные. Все планы – в болото, в которое обернулась Пустошь.
И ведь все сделал Шепот – как раньше. Ронг только обеспечивал его перемещение да защиту. Ронг был опытный и сильный боевой маг. Но получилось – не как раньше. Получилось как получилось.
Удивленный не вовремя произошедшей сменой времени года, прибыл Хранитель. Впервые его видели смеющимся. Хотя смехом этим можно было детей пугать, перекрашивая жгучих черноволосиков Островов в пепельных белохвостиков.
А Шепот в это время, злясь, не столько на усмешки над собой, сколько на самого себя, за свою неудачу, пытался разогнать ливневые тучи. А Агроном пел, что он «…тучи разгонит руками, на своем прошлом поставит крест и что только одного не понимает, на кой ляд он во все это влез»…
Конечно, тучи не разгонялись. Нет, они послушно убегали от движений рук Шепота, с которого пота текло больше, чем дождевой воды, но на место отогнанной тучи тут же «ныряли» три новые, еще не пролившиеся водой.
– Нет, это тебе ничего не даст, – качал головой Ископаемый. – В вашем Мире воздушные потоки движутся крайне запутанно, часто – на разных высотах – противоположно. Потому нет привычных мне высотных птиц. Я до сих пор выискиваю висящие в небе точки падальщиков. По привычке. Но птицы тут, а точнее – сейчас, не могут до сих пор приноровиться к буйству воздушной среды. Возможно, воздухоплавание, о котором грезит Птенец, придется забыть.
Хорошо Ястреб не слышал. Он очень зло и язвительно отвечал на пренебрежительные прозвища от Хранителя.
– А если не разгонять тучи? – продолжал размышлять Ископаемый в полной тишине. Мало кто из слушающих его сейчас вообще знал звук его голоса, а кто и слышал от него хоть слово – тоже был удивлен такому потоку речей.
– Пусть льет? – чуть не плача, закричал Шепот в отчаянии. – Командир меня и так готов людоедам вместе с дерьмом отдать на съедение. Да еще соусом полить, чтобы им вкуснее было.
– Нет, – качает головой Ископаемый, засучивая рукава своего рубища, показав всем, что его рука уже не была черной, но все такой же – уродливой и когтистой, – надо использовать силу самой воздушной среды против нее же! Если мы устроим Воронку, то холодный воздух оттуда, из-за туч, просто вытеснит грозовое скопление туч, да и подморозит эти хляби.
Услышав это, Чума, с огромными глазами, стала вызывать командира. Но он не пожелал воспрепятствовать этим безумцам, а Нис лишь подначивал их, споря:
– Как холодный воздух может вытеснить более теплый? Мокрый, значит – тяжелый! Чем воздух холоднее, тем ниже давление! Поэтому дым и пламя рвутся вверх!
– Увидишь! – пожал плечами Ископаемый, толкнул Шепота. – Смелее, мальчик, повторяй за мной формулу Воронки.
Но повторял не только Шепот. И Нис – тоже.
Небо над ними забурлило. Тучи пошли кругом, как водоворот. Поднялся жуткий ураган. С крыш полетел мусор, черепица, камни, не говоря уже о воде, что стала бить их не только сверху, а вообще – со всех сторон, даже снизу!
От этого сверху упали два тела, хоть и приземляясь на ноги, но по самое колено вбивая себя в утрамбованную землю, окатив всех волной грязи. Белый и Ястреб даже не успели ничего сказать, поругаться, отвести душу, как все стихло.
Затих ветер, пропал дождь. Воздух стал чист, свеж, даже холоден, как на самых высоких скальных пиках.
Ископаемый скинул с головы накидку, показывая всем свое лицо – череп, обтянутый кожей, да огромные глаза, светящиеся магическим светом. Ископаемый выглядел растерянным. Он почесал себя за ухом когтем измененной руки, говоря:
– Э-э-э! Немного переусердствовали, – растерянно сказал он. – Мы, конечно, в самом Глазе Бури, но слишком высокий воздух хапнули. Замерзнем, к демонам!
Белый уронил руки. А ведь Чума предупреждала. На что отчаянная девка – и то побоялась! А этот многовековой Ископаемый как дитя! Хранитель! Да такому на сохранение не то что Мир, двор оставить опасно!
– Костер, помогай! – крикнул Ронг, раскрывая купол своего знаменитого Щита – сразу над всем городом. – Князь! Вели всем собраться тут! Кучнее! Померзнем, на хрен! Там – Стужа Смерти!
Только Белый проорал общий и срочный сбор, как прямо перед ним из марева почему-то темно-зеленого портала вывалился очень важный и очень немолодой человек в мантии Радужного Повелителя и колпаке Ректора университета, сразу же орущего и размахивающего Посохом Резонанса:
– Кто, суки?! Посмел?! Недоумки! Безмозглые! Изничтожу! Мрази! Оступники! Изгои!
Осмотревшись, Ректор опустил руки, со вздохом проронив:
– Мог бы и догадаться! Наследники продолжают баламутить. И ты тут? И тебя откопали?
Это он – про Ронга и Хранителя.
Но никто ему не ответил. Все, по въевшейся за десятки лет учебы и служения привычке, склонили головы перед одним из сильнейших магов Мира. Очередное возмущение магических потоков заставило всех обернуться. Для некоторых высокая фигура в белом не была в диковинку. Для остальных – поразительна, удивительна, невероятна, сказочна и – легендарна!
– А, и ты тут! – сказал голос, который не спутаешь, а захочешь забыть – не сможешь. – Ну, тогда впрягайся! Видишь, дети без присмотра расшалились. Вот и воспитывай! Тебе не привыкать.
И Великий Инквизитор опять пропал. И только тогда заметили невысокую худую фигуру в сером плаще и глубоком капюшоне, полностью закрывающем лицо, что была заслонена более мощной фигурой в белом.
Со сжавшимся сердцем, с воем зверя, к этой фигурке бросились, забыв обо всем – о Ректоре, о Смертной Стуже, Змеях, людоедах, Хранителях, воспитанники Старых, но в растерянности и отчаянии замирали в шаге от невысокого человека.
Это был Пятый, с непониманием смотрящий вокруг. Он не узнавал места, где оказался, не узнавал людей вокруг себя. И не видел их. Вместо глаз у него были два источника скверны. Он излучал скверну. Из «глаз». Она текла из него с дыханием, выходила порами кожи.
И он не говорил. Твердил только одно слово:
– Скверно! Скверно!
* * *– Он безумен! – ахнула Чума.
– Это не совсем верно, – покачал головой Ронг, – я сказал бы, что он неразумен. Как дитя. Как зверек мастера Сумрака. Он загнал свое сознание куда-то очень-очень глубоко. В самую бездну самого себя.
Ронг хотел постучать пальцем по голове Пятого, но тот отстранился.
Все боялись скверны, все боялись оскверниться. Кроме Ронга, который – Благодатью Триединого – оттесняет скверну от себя.
