Поняв это, Ронг отступил на шаг, продолжил:
– Чтобы не дать Мастеру Боли найти уязвимое место у тебя, командир, не выдать твоих тайн, не совершить измену, но не в силах выдержать пытку, мальчик лишил себя рассудка. Но где-то там, глубоко-глубоко, так далеко, так скрыто, что сам ребенок забыл – где, все еще живет ваш друг, уважаемые. Запертый в клетку собственного неразумного зверя, собственного умопомешательства.
Дико выла Синеглазка, ревела Чума. Если бы не шлем, Ястребу и Белому было бы очень сложно скрывать свое горе. Радость от обретения друга сменилась нестерпимой болью его безвозвратной потери. В этом теле единственного на свете мага скверны не было их Пятого, их брата, их друга и соратника.
Марк осторожно подошел к Скверному, протянул руку. Два источника скверны скрестились на руке Марка, Пятый взялся за руку. Сумрак повел его за руку, как ребенка, тихо что-то приговаривая, нашептывая.
– Кто-нибудь может мне объяснить, что у вас тут происходит? – раздался голос Ректора. – Ты, недоразумение, иди сюда!
Последние слова были обращены к Ронгу, Знающему Путь. Но в ответ на столь уничижительное обращение Ронг лишь улыбнулся, на краткий удар сердца почувствовав себя вновь в древних стенах университета, пережившего Потоп почти без разрушений. Такова была привычка Радужного Повелителя, едва выжившего, долгие, бесконечные, несчетные часы удерживающего Купол Силы над университетом. Все, кто вливал свою Силу в Купол, погибли. Лишь он один пережил Потоп. Один. А общее падение Искусства Владения Силой после Катастрофы, с веками и породило эту привычку презрения к новым магам у Ректора.
– Война тут происходит, – пожал плечами Ронг с той же ностальгирующей улыбкой, еще шире улыбаясь, чувствуя, что нет в нем больше того обожествления Радужного Повелителя, какое он испытывал всю свою разумную жизнь. – Война.
Он обвел глазами людей вокруг, тех, кто встал поперек пути Тьмы, набираясь этим силы и уверенности.
– Война. О которой вы ничего не знаете, воспаряя в своих высях Радужной Башни. Война. Самая страшная, самая беспощадная война. Предельная война. Война, в которой не будет проигравших. Будут выжившие и мертвые. Война принципов, которой не помнят летописи. Война, которую никто не начинал, но сразу же появились тысячи ее жертв. Война, в которой невозможно победить, с противником, которому невозможно проиграть, невозможно сдаться, с которым невозможно вести переговоры, обмен пленных. Война, в которой не берут пленных. Есть лишь заготовка мяса для прокорма воинов. Война, в которой невозможно победить, невозможно проиграть. А надо! Надо!
Ронг подумал секунду, продолжил:
– Я ошибся. Это не война принципов. Мерзость беспринципна! Смерть недоговороспособна, не знает границ и правил. Применяет все средства для уничтожения жизни. Не только запрещенные, а подлые, мерзкие. Ты, допотопная рухлядь, ты разозлился, что кто-то применил магию высших порядков? Без твоего ведома? Что кто-то посмел вмешиваться в природу, менять климат? А ты, сидя в своих тихих чертогах, знаешь, слышал, что запрещенные тобой, скрываемые вами средства уже давно используются темными против Жизни? Знаешь, что запрещенный тобой, запертый в Черных Оплотах, способ вмешательства в сознание, порабощения разума бессчетно применяется к тысячам и тысячам детей? Что из них готовят живых, мясных конструктов для боя? Для смерти в бою. Для уничтожения жизни? Знаешь, что производятся тысячи и тысячи управляемых Бродяг? Без контроля Некроманта? Что у них уже получилось изменение нежити, получение нежити с нужными им свойствами? Смертоносными свойствами! Да-да! Темные химерологи! Где ты был? Радужный?! Дети отстаивают этот Мир, отбивают его у Тьмы! Где ты?! Хранитель Порядка?! Куда ты смотришь?
– Это серьезные обвинения! – грозно говорил Ректор, пылая аурой. – Ты можешь это доказать?
– Агроном, среди людоедов есть мерзость, о которой я сейчас говорил? – спросил Ронг.
– Полно! Текут, подобно грязной реке, – махнул рукой на стены Ястреб. – Ты забыл упомянуть измененных людей. Паладинов Тьмы, один из которых чуть не прикончил командира.
– У нас есть достаточно доказательств, – сказал Белый Хвост. – Мы собирали тела, образцы тканей, крови, записи и иллюзии. Но нам предстоит битва. Там этих доказательств будет завались! В натуральном виде, в естественной среде обитания. И если мы не устоим в этой битве, то доказывать будет некому и незачем. Потому, при всем уважении, ваше первомогущество, предлагаю оставить столь важные, но отвлеченные вопросы для более уместной обстановки. Напомню, что мой друг и брат, наместник Триединого в МОЕМ княжестве, его первосвященство Ронг, Знающий Путь Спасения Души – под моей защитой. Обращаю ваше внимание, что оскорбления этого лица не только не допустимы, но и являются прямым оскорблением чести и достоинства князя Лебедя, Дома императора, Престола Единодержца и Престола Триединого в Мире.
– Ты настолько дерзок? Или безумен? – с удивлением смотрел Ректор на Белого. – Что посмел угрожать МНЕ?
– А кто ТЫ? – усмехнулся Белый, у которого от собственных слов мороз по спине пошел сильнее, чем от Стужи Смерти. – Я уважаю только тех, кто не когда-то, в забытых даже летописями временах, доказал свое достоинство, а кто помог мне в моей борьбе! И на этом вопрос закрыт! Если ВЫ соизволите помочь нам в нашей безнадежной борьбе, не прогоним. А нет – не смеем задерживать.
Белый поклонился Ректору, повернулся к Агроному:
– Так, братья! Надо выбираться отсюда! Там нас народ ждет! Битва, слава или смерть! Вы же хотите, чтобы вас помнили?! Все это – там! А мы тут вмерзаем в Пустошь да пустыми разговорами теряем наши жизни! Как будем выбираться? Сразу говорю – способ уходить межпространственными переходами не рассматриваю. Я привел сюда этих людей и всех выведу! Я не настолько богат, чтобы разбрасываться людьми! Комок, срочно мне разработай уловку, чтобы свалить отсюда к еженям! Да живее!
Комок застонал:
– Опять я!
– Разрешаю использовать привлеченный со стороны персонал! – усмехаясь в шлем, сказал Белый.
– Кого? – удивился Комок, но глазами обвел Ронга, Хранителя и Ректора, что Комку не подчинялись.
– Их самых, – кивнул Белый, – заумных бездельников.
– Безумен, – вздохнул Ректор, опуская руки и свой Посох.
– Идеальный наследник, – хохотнул Ронг, – весь в своих наставников – разрывников Алефа и Андра.
– И эти тут! – всплеснул руками и гудящим Посохом Радужный.
– К сожалению, нет, – ответил Агроном, почему-то со злостью. – Их нет. А память о них не спасает, не подскажет. Старый бы придумал, как нам выскочить из этой задницы. Он был великий мастер по умению и рыбку съесть, и на елку влезть, всех баб обрюхатить, ничем не подавиться и свалить вовремя, обгоняя собственный визг.
– Это так! – кивнул Сумрак. – Лишь один раз не захотел «свалить». Тем… «свалил»… навсегда!
– Скверно! – подтвердил Пятый.
– Ты прав, Малыш,
