это всего лишь память браза и если не отдуплять
значит небо твое сквозь лед и уже навсегда вприглядку
2014
слоники
вот лиса войны вот подлисок мира и вылезший воротник
вот енот судьбы да собака духа да рваная душегрейка
тень а в ней в абсолютном безветрии пляшет папоротник
а упавшая шапка встает белой зайкою черной веверкой
зачарованной мышью пляшешь луну тараканом идешь в бега
бох не может закрыть проект пока ты кузнечиком крылышкуешь
пока над тобою ведут как слонов на острых паучьих ногах
третью четвертую пятую мировую
2014
сольфеджио
оторвешь контрольку - и июнь:
цирк с конями, женщина-констриктор.
жизнь вернулась, повернулась ню,
воздух стал светящимся и диким -
свет везде. молоки тополей
тянутся по воздуху другому.
рокот птиц, сольфеджио червей,
оркестровый гомон насекомых.
2014
вспышки на солнце
- а тебе как бассет-хаунду бассет-хаунд я что скажу, -
говорит одному бассет-хаунду другой бассет-хаунд,
покуда магнитная буря гоняет по черепу жуть,
а снаружи ветер, дождь и нуарный такой бэкграунд;
- жаль, подпоешь своим мыслям, так враз прилетит ногой
за пустошный вой, типа время нынче и так херовое -
то смотрели порнушку, а щас, что ни час - герой
выпадает с экрана и ползет умирать им в голову.
а как наберется сотня-другая - собирают из них страну.
а потом и вторую, и третью, а потом они все войною,
а потом в этот снафф входит ктулху и говорит нагну,
и бассет-хаунд ест бассет-хаунда - приходится - ест и воет.
2014
истинный полюс
наплясавшись набегавшись по цветным часам
просвистев до свиданья с качающейся верхушки
ухнешь в вязкое тело темное где булькают голоса
водяная линза горит в башке шевелятся уши
пока вдруг на слоящейся улице где каждая явь тонка
под мотивчик в десятую долю веселья мухи
не запнешься о каменный корень изначального языка
обморочный ритм его захлебывающийся семирукий
и любая мовь попадая в него переходит свой болевой
рассыпаясь на пульс на перья на острые птичьи зевы
и ты смотришь как эта стая летит внутрь себя самой
исчезая и на глазах уходя в абсолютный север
2014
море с востока
выходишь на улицу - улица снится
исправно: людишки, дома,
исправник в кокошнике, красные числа,
березки - потом заломать.
далекие дали и дали за ними,
и, дальше любых ебеней,
та узкая улочка над морем синим -
всё дышит, всё слышится мне.
пятидесьтилетний, пятидесьтилицый,
прошепчешь магический кыш...
куда ж ты летишь, невьебенная птица,
куда же ты, радость, летишь.
2014
прокотят
а вокруг - на что ни посмотришь, видишь один лишь свет.
а когда ничего не видишь, или видишь незнамо что -
говоришь, что неправда - даже смерти на свете нет.
но вокруг-то не свет какой-то, а рогожный куль с темнотой.
стало быть, у тебя сокровищ - сколько шорохов у слепца,
сколько - дай волхву по затылку, и на - вифлеемских звезд.
сколько тонущему котенку колодезный свет мерцает
напролет еще восемь жизней недлинных сквозь
2014
притяжение
Перипатетик днищ, коптитель синих неб,
приватным облаком клубящиеся думы.
Зачем ты говоришь и катишься во сне,
куда - горящим, дымным колесом безумным?
И вонь, и треск, и полосатые коты,
что скачут сквозь, шипя, и головокруженье
качается, поёт - а там зима, как стыд
проходит, там весна, а там и притяженье.
И получается - всё тише, всё немей
уходит в дым земля, всё дальше происходят
от рыбы на ногах - угрюмый полузмей,
кот с огненным клубком, воздушные народы.
Смотри на облачный, тяжёлый материк -
пока учебник, в шалый дым переплетённый,
поёт, что родина - пока поёт, смотри -
отчалила, сплыла, сгорает в небе тёмном.
2014
перевод багульника
Путешествия Нильса с гусями, адаптированные для рыб,
но прочитанные кротам, а потом пересказанные багульнику -
и случайный грибник в его зарослях услышит как вдруг, навзрыд,
полетит под ним воздух, всклокоченный и прогульный,
и земля задрожит как огромный лист - еще утром на нём пас тлей,
а сейчас изузоренною ящерицей (изнурённою, иллюзорною),
сгорблен ветром и светом насквозь продут, на железной сидишь метле -
надышался чудес и сник, да корзинка опрокинулась беспризорная.
Вольно ж было твердить незнакомому местному эху: "Пора домой." -
так ступай, наступай на трещины, выворачивай против солнышка,
вот и мёртвая Марта лает в прихожей и кот твой сидит, живой,
на руках у отца, в старом доме, истлевшем давно до бревнышка.
2014
июнь, июль, упряжка из шмелей
вот грядет беда о семи елдах,
илия о семи грозовых фуях,
в рассыпающейся колеснице.
саданет с небеси сотона еси,
голоса в голове и сгорели вси,
не осталось имен и лиц им.
смрадный воздух победы подул на лоб.
помолился да и молоньей уйоб
злат один человек да другому злату,
и песдец загудел им - един глагол
да в единой главе, где лишь свет нагой,
где сгораем и дымом восходим сладким.
2014
гул
печальный край, где на заре вечерней
поет худым овнам архангела рожок.
разбойничий лесок, овражек смертной тени,
свет висельных осин, русалий бережок -
кто смотрит мои сны? вдохнешь, и спросишь снова:
зачем песку следы, кто чудится реке,
кривому облаку, и дождь мокроголовый
обходит область, мыслимую - кем?
да этим всем. кривые думки чащи,
хруст радиоволны, текучий ужас рыб,
и низкий гул земли - мерцающей, пропащей,
а сам ты - эхо, красное внутри.
2014
последовательность
огромная старая песня стоит посреди двора,
тащит людишек в рот, обгладывает им головы
изнутри, и селится там, а потом с утра
вдруг видишь себя - насвистывающего,
притоптывающего,
голого.
оступаясь в звук, как в крещенскую полынью,
смотришь из-подо льда и видишь ненастоящие
небо, облако, отвесные города, где из темноты поют
медленным снегом,
желтым окном светящимся.
наступает зима, будет легко от горящих книг.
поговори со мною, поплачь, мой огонь, повой.
вот и готова шапочка из фольги,
чтобы ни этот голос,
ни тот,
ни свой.
2014
крахмал
нижнее тусклое небо наговорит то снег
то темноту ледяную сверкающую с изнанки
бледный стебель зимы стоит босиком на дне
натриевые цветы ее не надышатся снегом сладким
полуночным крахмалом скрипишь в ветряной трубе
мерзнешь рвешь на портянки виссон и парчу золотую
но зима подойдет а потом прикоснется к тебе
словно в фильме чужой поцелуем внутри поцелуя
2014
скворешник
дотлеет понедельник, а за ним
займется вторник, полыхнет среда,
сгорит четверг, и тихо задымит
холодным дымом пятница. тогда
вода солжет, что время не огонь
но летний океан из слизи и чудовищ,
где ты кровишь откушенной ногой,
где ты плывешь с одною головою.
неправда, мать: вон в зеркале вопит
на месте головы пылающий скворешник -
там птица-сон, там пламя ест и спит
неуловимым золотом кромешным.
2015
гарнитура академическая
когда 4етыре сна приснилось одной бабе
то все сбылись ебта (конечно же сбылись)
и вот теперь ты знаешь кто мы - на бумаге
по выцветшей строке в светящейся пыли
в слоящихся адах шнурованных тетрадей
(то плесень то огонь то яростная мышь)
в катящейся башке где эхом многократным
чем дальше/дольше
