– Как видите, причина и повод перед вами, – улыбнувшись, продолжал флибустьер. – Так вот, господин герцог, причину вашей тревоги, которую вы тщетно пытались найти в себе, я вам сейчас открою.
– Именно этого от вас я и жду, дорогой друг. Что ж, послушаем!
– Чтобы ввести вас в курс дела, господин герцог, я вынужден сперва рассказать вам длинную историю, которая может вам наскучить, но это необходимо, иначе вы не до конца поймете причины моего появления.
– Какими бы ни были эти причины, друг мой, позвольте заранее сказать, что я считаю их вполне оправданными, поскольку они доставили мне удовольствие лицезреть вас нынче вечером.
– О, поостерегитесь, господин герцог, думаю, вы льстите мне, но, честное слово, должен вам заметить, сейчас не самое подходящее время для комплиментов: нас ждут дела серьезные, даже очень.
– Будь по-вашему, друг мой, – с неизменной улыбкой ответствовал герцог. – Я уже серьезен… и нем как рыба.
– Я много чего не понимаю, господин герцог, но в конце концов мне придется смириться с вашим настроением. А теперь прошу, выслушайте меня самым внимательным образом.
И Олоне поведал герцогу, ничего не опуская, обо всем, что с ним случилось после того, как он после обеда покинул особняк.
По мере того как флибустьер рассказывал, господин де Ла Торре становился все мрачнее; улыбку с его губ как рукой сняло; лицо обрело выражение крайней озабоченности. Герцог слушал молодого человека не перебивая, потом, когда тот закончил свой рассказ, он уронил голову на грудь и призадумался.
Последовала длительная пауза.
Первым тишину нарушил герцог.
– Вы правы, друг мой, – печально заметил он. – Действительно, то, что вы рассказали, – дело серьезное, и даже весьма. Стало быть, мои враги объявились здесь, чтобы покуситься на мою жизнь. И напасть собираются в горах? Но я не могу понять причин такой ненависти, столь постылого упорства. Ну что ж, тем хуже для них, они вынуждают меня защищаться, и наша борьба с ними будет беспощадной.
– Надеюсь, господин герцог, вы не покинете опрометчиво Веракрус. Это было бы равносильно самому пойти навстречу смерти. Потом, вы не один: с вами госпожа герцогиня и ваша дочь. Так неужели вы хотите, чтобы с ними подло расправились? Нет, повторяю, вы не должны покидать город, ведь здесь вы хотя бы в относительной безопасности. И сколь бы дерзкими ни были ваши враги, они навряд ли отважатся напасть на вас в вашем доме.
– Кто знает, друг мой, на что они способны? Вы молоды и легковерны, вы мало хлебнули горя, чтобы понимать, какие низости таит в себе человеческая натура. Да и нрав испанцев вам неведом. Вообще, мои соотечественники – народ порядочный, даже добродушный. Единственный их недостаток – гордыня, но порой этот свой недостаток им удается облагородить, обратив его в достоинство. Однако когда испанец видит, что ему угрожают, когда сердце его наполняется ненавистью, ее уже ничем не искоренить. Южная натура накаляет все его страсти до последней крайности, и даже смерть врага порой не может утолить жажду мести, испепеляющую его душу. Так что у меня есть все основания опасаться моих врагов, тем более что их ненависть ко мне, напомню, таится еще глубже: эта ненависть сродни родовому проклятию, корни которого сегодня уже не сыскать, ибо слишком глубоко уходят они в прошлое.
– Вот вам, господин герцог, лишний повод остерегаться опрометчивых поступков и держать ухо востро. Если вы недооцениваете собственную жизнь, ваш долг тем не менее не рисковать ею очертя голову, считая для себя подобное безрассудство, впрочем малопонятное, делом чести, и самое главное – не подвергать смертельной опасности ни госпожу герцогиню, ни свою дочь.
– Ваши доводы, друг мой, весьма убедительны: все, что вы говорите, верно и справедливо. Но давайте оставим пока эту тему. Мне нужно хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение.
– Еще одно слово, господин герцог.
– Говорите, друг мой.
– Позволю вам заметить, что в этом городе вы можете рассчитывать по крайней мере на двух человек, готовых пожертвовать своей жизнью ради вашего спасения. С другой стороны, и оба ваших самых заклятых врага, Онцилла и Босуэлл, уже в Веракрусе; они-то и есть зачинщики затеваемого против вас заговора. И раз они решили напасть на вас по дороге, значит им стало ясно, что сделать это здесь невозможно, поскольку, даже несмотря на недоброе отношение к вам со стороны властей, им, этим самым властям, придется вас охранять, а посему они будут вынуждены арестовать злоумышленников, ежели те попытаются покуситься на вашу жизнь. Так что вам будет только на руку, если вы останетесь у себя во дворце.
– А вы уверены, что не ошиблись, друг мой, и те двое мерзавцев, которых вы помянули, действительно в Веракрусе?
– Господин герцог, я провел с ними целый вечер… одного ранил, другого пригрозил прикончить. Вот и все, что я собирался сообщить вам по этому делу.
– Благодарю вас, и будьте уверены, я самым серьезным образом учту ваши ценные сведения. Впрочем, уже поздно, на улицах небезопасно, так что скорее возвращайтесь в свой трактир, а то, боюсь, как бы с вами чего не приключилось по дороге. И главное, помните: даже не вздумайте показываться здесь днем – это в наших общих интересах.
– Я понимаю всю важность такого предостережения, господин герцог, и целиком его разделяю, но, прежде чем проститься с вами, позвольте кое в чем вам признаться.
– Говорите, друг мой.
– Я настоятельно просил вас не покидать город. До сих пор вы отказывались внять моим просьбам, и вот я вынужден, господин герцог, категорически вам заявить: если, несмотря на мои справедливые уверения, вы все же будете стоять на своем и решите перебраться в горы, мне придется вас остановить вопреки вашей воле и тому, что вы обо мне подумаете.
– Если бы я не понимал и не оценивал важность ваших доводов, я не переживал бы так, слушая подобные признания. Но я сам судья своим поступкам и положению, равно как и средствам, необходимым для того, чтобы из него выйти. Я же сказал – мне нужно подумать – и повторяю еще раз, так что прошу вас, не будем больше об этом. Не заставляйте меня думать, будто у вас, столько раз доказавшего мне свою дружбу и, я сказал бы даже, преданность, есть некий тайный умысел удерживать меня здесь против моей воли
