С этими словами он слегка поклонился и пошел было прочь.
– Одно слово, Монбар! – крикнул ему вслед Босуэлл.
– Говорите, – отвечал флибустьер, подходя ближе.
– Если я добьюсь своего и осуществлю мои замыслы, на которые вы намекаете и которые, похоже, раскусили…
– На самом деле я их только надкусил.
– Не важно, ваше дело – сторона?
– Нет, – четко ответствовал Монбар.
– Стало быть, пойдете против меня?
– Да.
– Благодарю за откровенность, и до завтра.
На этом они расстались.
Монбар вернулся в дом герцога де Ла Торре, оставив Босуэлла на песчаном берегу.
– Ладно, пусть! – проговорил английский корсар. – Иди против меня, коли тебе так нравится, дьявол! И будь что будет: ежели я чего решил – по-иному не бывать. By God![39] Твои лавры у меня как бельмо на глазу – хотелось бы помериться с тобой силами! По крайней мере, схватка будет просто загляденье!
Стояла непроглядная ночь. Луна еще не взошла; где-то вдалеке шумели таверны. Английский флибустьер некоторое время прогуливался взад и вперед по пустынному песчаному берегу.
И размышлял.
Босуэлл был сыном зажиточного фермера из Уэльса; совсем в юном возрасте он сбежал из отчего дома, подался на Барбадос и там нанялся на каперское судно. Скоро благодаря своей отваге и, главное, удаче в походах он снискал себе славу среди Береговых братьев; одно его имя ввергало испанцев в ужас.
К тому времени, когда мы вывели его на сцену, Босуэлл уже лет десять как промышлял каперством, и тем не менее он был довольно молод: ведь ему еще не исполнилось и тридцати; был он высок, ладно сложен, восхитительно красив и наделен невероятной физической силой.
Его миловидное, хранящее почти застенчивое выражение лицо казалось слишком женственным для мужчины; голос звучал пленительно звонко и мелодично. Но стоило Босуэллу впасть в ярость, как злоба тут же переполняла его сердце и в облике происходила странная перемена: черты лица искажались, резко заостряясь и обретая жуткое выражение; темно-синие глаза метали молнии; широкие зрачки мерцали из-под век гипнотическим блеском, как у хищника, и на бледно-зеленоватом лице обозначалась печать непередаваемой жестокости; нос с трепещущими ноздрями как будто втягивал запах резни, а рот, растянутый в насмешливо-злом оскале, с посиневшими губами, обнажал большие белые зубы, точно у того же хищника, что придавало его облику еще больше свирепости; голос при этом звучал зычно и зловеще, взрываясь не то громовыми раскатами, не то боевым кличем, – словом, Босуэлл преображался до неузнаваемости.
По натуре Босуэлл был не только тигром, но и гиеной; для него не было ничего святого; к людям он испытывал лишь глубокое презрение; вещи, достойные уважения, были для него жалкими игрушками; лицемерие обрело в нем свойство второй натуры, сластолюбие переродилось в зверство, а жадность – в преступную страсть; ради удовлетворения ненасытных своих прихотей он не отступал ни перед чем. Он был храбр, как зверь, и убивал ради того, чтобы убивать, испытывая при этом ненасытную потребность проливать как чужую кровь, так и свою; он исступленно упивался ужасными страданиями своих жертв, которых ему нравилось пытать, предавая смерти через нечеловеческие муки. Между тем, как и всякий хищник, Босуэлл порой бывал труслив, но при всей своей извращенной натуре он никогда не испытывал ни раскаяния, ни жалости, ни снисхождения: им правил только расчет, и человека он напоминал лишь с виду.
Таким был Босуэлл, являвший собой образ скорее алчного, кровожадного пирата, чем флибустьера. Береговые братья питали к нему смешанные чувства: ненависть, презрение и страх. Иные из них, и не самого робкого десятка, боялись Босуэлла настолько, что не смели перечить ему или порицать его даже за пустячные капризы.
Этот грозный разбойник не раз пытался пройти в высший совет флибустьерского братства, но главари флибустьеров неизменно отвергали его кандидатуру, потому-то он и затаил непримиримую злобу на этих людей, которые раскусили его и благодаря своей непоколебимой твердости не поддались чарам, с помощью которых злодей завоевывал симпатии всех остальных, принуждая их сперва уважать себя, а после – бояться.
Среди упомянутых предводителей флибустьерского братства пятеро были самыми заклятыми врагами Босуэлла; он знал, что они раскусили самое суть его омерзительной натуры и он был им до того отвратителен, что они скрепя сердце пускали его на Санто-Доминго. И он их особенно боялся.
Этими пятью главарями были: Монбар Губитель, Медвежонок Железная Голова, Красавец Лоран, Мигель Баск и Дрейф.
Однако ж главным врагом Босуэлла был Дрейф.
Почему же англичанин ненавидел его больше других?
То была тайна, ведомая только им обоим.
Мы постарались поближе познакомиться с Босуэллом потому, что этому негодяю выпало сыграть далеко не последнюю роль в нашей истории…
Прогуливаясь неспешно вдоль берега, Босуэлл мало-помалу удалялся от дома герцога де Ла Торре – особняк постепенно растворялся во мраке, и горевший там свет был уже едва различим. Дойдя до того места, где берег чуть вдавался в море, образуя нечто вроде крохотного мыска, флибустьер остановился и стал пытливо оглядываться, словно силясь пронизать взглядом тьму и убедиться, что за ним не следит ни один соглядатай. Однако тьма кругом стояла кромешная, и Босуэлл ничего не разглядел. Тогда он напряг слух, но расслышал только шум волн, бьющихся о скалистые берега Санто-Доминго, шуршание гальки да отдаленное нестройное пение выпивох, засидевшихся в тавернах.
Флибустьер дважды негромко свистнул на особый манер – почти в то же мгновение послышался плеск весел и на песчаный берег выскользнул нос лодки.
– Это ты, Фрэнк? – приглушенным голосом спросил Босуэлл.
– А кто же, если не я, by God! – пробурчал чей-то голос. – Какой еще дурак будет торчать здесь, затаясь, как тюлень, среди камней, да к тому же в такую адскую ночь?