– Брось, не серчай, ворчун ты эдакий! – рассмеялся флибустьер. – Я же тут!
– Черт побери, вот так новость! – отвечал матрос, чей громадный силуэт уже был четко различим. – Не больно-то вы поспешали!
– Ладно! Речь не об этом. Держи свои мысли при себе! – резко осек его флибустьер.
И запрыгнул в лодку.
Фрэнк, а именно так звали матроса, столкнул утлую скорлупку в море и сам прыгнул в нее.
– Возвращаемся на борт? – спросил он, берясь за весла.
– Нет. Знаешь Ламантиновую бухту?
– Конечно знаю.
– Так вот, доставишь меня прямо туда.
– Собачья работа! – пробурчал матрос, явно позволявший себе некоторую вольность в общении со своим главарем. – Ни минуты покоя. Только и знаем, что болтаться на волнах денно и нощно.
– Советую пенять на себя. А барыши?..
– Да знаю, знаю. А нынче вечером?
– Что – нынче вечером? Вот тебе пара пиастров на французский коньяк. Или опять недоволен?
– Нет! Совсем другое дело, – сказал матрос, засовывая в карман две испанские монеты. – Так, стало быть, бросаем якорь в Ламантиновой бухте?
– Да, и как можно скорей!
– Не беспокойтесь: и глазом не успеете моргнуть, как там будем.
Босуэлл плотнее закутался в морской плащ, прилег на банку и как будто задремал. Что же до матроса, тот без малейших причитаний с силой налег на весла и повел лодку в указанное место.
Ламантиновая бухта, совсем небольшая, зато довольно глубокая, располагалась к востоку-северо-востоку от Леогана, откуда морем до нее было от силы лье два-три. Но по суше это расстояние было втрое больше.
Суда достаточно малого водоизмещения входили в эту бухту с идеально ровным дном самостоятельно; большие пироги, шхуны и двухмачтовики, искавшие укрытия, ощущали себя там в полной безопасности; вход в бухту и фарватер находились под защитой малого земляного форта, оснащенного четырьмя чугунными пушками, стрелявшими шестифунтовыми ядрами.
Несколько лет назад в Ламантиновой бухте обосновались рыбаки, и скоро их поселение разрослось как на дрожжах, так что теперь в нем насчитывалось около полутора тысяч обитателей. Пополнялось же оно за счет авантюристов, съезжавшихся сюда со всех концов света и пользовавшихся, однако, весьма дурной славой, что было чересчур даже для Санто-Доминго, где на вопросы нравственности по большому счету смотрели сквозь пальцы!
В общем, независимо от того, было ли на то достаточно оснований или нет, поселенцы слыли отъявленными негодяями и разбойниками. Мирные леоганцы боялись их как огня, а флибустьеры лишь в случае крайней необходимости нанимали их матросами на свои корабли.
Было часов десять вечера, когда лодку, на которой Фрэнк вовсю работал веслами, вынесло носом на прибрежный песок бухты.
В домах, беспорядочно разбросанных по всему берегу, еще горел свет; таверны клокотали, точно громадные котлы; отовсюду доносились крики, хохот и пение, как будто в поселении царил общий праздник.
– Вытащи лодку на песок, – велел Босуэлл, спрыгивая на берег. – И можешь быть свободен, пока. У тебя есть пара часов, так что развлекайся, только слишком далеко не уходи, и главное – знай меру. Нам еще возвращаться на борт.
– Не беспокойтесь, капитан, все будет в ажуре, – отвечал другой, втаскивая лодку на берег.
– Главное – не бросай весла с парусом, иначе не видать тебе их как своих ушей.
– Да уж, чудесный остров, ничего нельзя оставить без пригляда.
– В общем, договорились – через два часа!
– Понятно, капитан, буду как штык.
Босуэлл надвинул на глаза свою широкополую фетровую шляпу, закутался в плащ и быстрым шагом двинулся вдоль берега прочь – конечно, чтобы сбить со следа матроса, дабы тот не пронюхал, куда он держит путь.
Но тот и не думал его выслеживать; взвалив на плечи лодочные снасти, он направился прямиком в таверну и, войдя туда, так там и остался.
Когда Босуэлл удостоверился, что за ним нет слежки, он свернул налево и через пару минут, оглядевшись во тьме, как будто узнал место, куда направлялся; дальше он зашагал на огонек, мерцавший, точно одинокая звезда на пустынном черном небосводе, в четырех-пяти сотнях туазов в стороне от крайних домов селения.
Чем ближе подходил он к огоньку, тем отчетливее тот проступал из мрака – и вскоре засверкал так ярко, что флибустьер уже мог различить невдалеке, прямо по ходу, небольшой домишко, наполовину сокрытый за вековыми хлопчатниками да прочими тропическими деревьями и окруженный живой изгородью из сросшихся диких кактусов.
– Ошибки быть не может – это, верно, здесь, – прошептал Босуэлл. – Да уж, как пить дать.
Он ускорил шаг и в следующее мгновение уперся в калитку – толкнул ее, но, вопреки простым местным нравам, она оказалась заперта на крепкий замок, а изнутри, похоже, еще и на засов, поскольку даже не шелохнулась.
– Еще пару раз вот так толкнешь – и получишь по башке! – послышался из-за изгороди насмешливый окрик.
– Эй, это ты, Дэникан? – крикнул в ответ флибустьер. – Тем лучше!
– Капитан! – окликнул Дэникан, эдакий верзила с бледным, изможденным от лишений и излишеств лицом, и поспешил отворить дверь.
– Спасибо, – проговорил Босуэлл, разглядывая замызганное рубище, вроде как прикрывавшее верзилу, хотя на самом деле тот стоял перед ним скорее полуголый. И прибавил: – Вот тебе унция, хоть штаны себе купи.
– Благодарствую, – весело бросил разбойник. – Вы, как всегда, щедры. Унция нам сейчас в самый раз, только, ежели вам все едино, капитан, я ее лучше пропью – больше проку будет.
– А одежда?
– Да ну ее, здесь и так жарища!
– И то верно, – рассмеялся Босуэлл. – Ладно, как знаешь, любезный. Я дал тебе денег, стало быть, теперь они твои – делай с ними что хочешь.
– Отлично! Золотые слова!
– Я условился о встрече у тебя с двумя молодцами – они здесь?
– Да, капитан. Уже с полчаса как вас дожидаются.
– Прекрасно! Не хочу, чтоб нам мешали, так что посторожи снаружи.
– Понятно, капитан! И мышь не проскочит, даю слово.
– Веди!
Дэникан запер калитку изнутри на здоровенный засов, перехватил ружье под мышку и проследовал в дом впереди флибустьера.
Им понадобилось всего лишь несколько минут, чтобы пройти через сад к дому, куда можно было попасть через трехступенчатое крыльцо.
Несмотря на неопрятный, убогий вид хозяина, поскольку дом и правда принадлежал Дэникану – однажды ему подфартило выиграть его у человека, который его построил, – так вот, сам дом, скажем прямо, был беленький, опрятный, ухоженный и хорошо обставленный – словом, имел достойный
