Вы уходите из дома в ярости, вы мечете громы и молнии и рады встретить на бульваре друга, которому можно излить душу.
«Друг мой, не женись ни в коем случае! Лучше увидеть на смертном одре, как наследники растаскивают твое имущество, лучше два часа мучиться от жажды под похоронные речи сиделки вроде той, какую изобразил Анри Монье в безжалостном рассказе о последних минутах холостяка![578] Не женись ни за что на свете!»
К счастью, восхитительная юная дева больше не попадается вам на глаза! Вы спасены от тех адских мук, которыми вам грозили преступные мысли, и вновь попадаете в чистилище семейного счастья; но вы начинаете приглядываться к госпоже де Фиштаминель, которую безответно обожали еще в пору своей холостяцкой жизни.
Наблюдение
Добравшись до этой широты или долготы супружеского океана, вы становитесь жертвой легкого хронического недуга, повторяющегося периодически и имеющего немало сходства с зубной болью… Тут, предвижу, вы меня перебьете, чтобы спросить: «А как понять, что брак достиг этой широты или долготы? Как мужу определить, что он добрался до этого места в океане, и может ли он миновать эти рифы?»
Оказаться там, поверьте, можно как на десятом месяце брака, так и на десятом году: все зависит от ходкости корабля, от его оснастки, от муссонов, от силы течений, а главное, от состава экипажа. Но у тех, кто плывет по брачному морю, есть огромное преимущество перед обычными мореплавателями: вторые знают всего один способ определять свое местонахождение, у первых же таких способов множество.
ПримерыКаролина, в прошлом ваша козочка, ваше сокровище, а ныне просто-напросто ваша жена, чересчур тяжело виснет у вас на руке во время прогулки по Бульвару[579] или же полагает куда более приличным вовсе не идти с вами под руку;
Или, например, она засматривается на мужчин более или менее юных, более или менее модно одетых, тогда как прежде не замечала никого, даже когда на Бульваре было черным-черном от шляп, а число сапог превышало число башмачков;
Или, например, вы возвращаетесь домой, а она говорит: «Пустяки, это всего-навсего муж!», тогда как прежде восклицала: «Ах, это Адольф!» – и при этом так выпевала эту фразу, так всплескивала руками, так смотрела на вас, что окружающие думали с восхищением: «Ну, эта, по крайней мере, счастлива!» (Восклицание «Ах, это Адольф!» может звучать в устах женщины искренне, а может и фальшиво: поначалу она в самом деле радуется, а затем начинает лицемерить; если же она говорит: «Пустяки, это всего-навсего муж!», значит, она просто не видит необходимости ломать комедию.)
Или, например, вы возвращаетесь домой поздно (в одиннадцать вечера или в полночь), а она… храпит!! Ужасный симптом!
Или, например, она надевает чулки у вас на глазах… (Английская леди поступает так один-единственный раз в жизни; назавтра она уезжает на континент с каким-нибудь шкипером и чулок уже не надевает вовсе.)
Или, например… но довольно.
Все это к сведению мореплавателей обычных и брачных, умеющих справляться с астрономическими таблицами[580].
Брачный слепень
Так вот, в этих широтах поблизости от того тропика, имя которого хороший вкус не позволяет нам назвать, ибо эта вульгарная шутка недостойна нашего ученого труда[581], дает себя знать отвратительная мелкая неприятность, которую остроумцы окрестили Брачным слепнем; слепень этот страшнее всех комаров и мошек, тараканов, блох и скорпионов, поскольку еще не изобретена та сетка, которая может от него защитить.
Слепень кусает не сразу: поначалу он просто зудит у вас над ухом, а вы еще не понимаете, в чем тут дело.
Например, Каролина без всякого повода и с самым безмятежным видом объявляет: «Госпожа Дешар была вчера в восхитительном платье…»
– У нее хороший вкус, – отвечает Адольф, хотя сам вовсе так не думает.
– Ей муж подарил, – возражает Каролина, пожимая плечами.
– Ах вот так!
– Да, четыреста франков отдал! И из какого прекрасного бархата…
– Четыреста франков! – восклицает Адольф тоном Фомы неверующего.
– И еще два полотнища запасных, и корсаж…
– Широкая душа у этого Дешара! – отвечает Адольф, пытаясь обратить все в шутку.
– Не все мужчины так предупредительны, – сухо замечает Каролина.
– В каком смысле предупредительны?..
– Да ведь он подумал даже о запасных полотнищах и о другом корсаже, чтобы платье можно было перешить, когда уж нельзя будет выезжать декольте…
Адольф решает: «Каролина мечтает о новом платье».
Несчастный!..!..!
Спустя некоторое время выясняется, что господин Дешар заново меблировал спальню своей жены.
Затем – что он заказал модную оправу для ее брильянтов.
Затем – что он никуда не выезжает без жены или повсюду ходит с нею под руку.
Что бы вы ни подарили Каролине, ваш подарок всегда уступает тем, какие делает господин Дешар.
Если у вас вырывается чересчур резкий жест, чересчур резкая фраза, если вы хоть немного повышаете голос, в ответ раздается змеиное шипение:
«Господин Дешар себе бы этого никогда не позволил! Возьми пример с господина Дешара».
Одним словом, ваша жена поминает этого болвана Дешара всякую минуту и по всякому поводу.
Фраза: «Сам подумай, разве так бы поступил господин Дешар…» – дамоклов меч или мяч, который жена постоянно бросает в вашу сторону, или, что хуже всего, – булавка, а ваше самолюбие – подушечка, в которую жена втыкает эту булавку, потом вытаскивает ее и втыкает снова по самым разнообразным и неожиданным поводам, впрочем, приговаривая самые нежные слова и держась довольно любезно.
Адольф, искусанный так сильно, что на нем уже не остается живого места, поступает так, как поступают все опытные полицейские, правители и стратеги. (Читайте сочинение Вобана об атаке и обороне крепостей[582].) Он обращает свои взоры на госпожу де Фиштаминель, даму еще молодую, элегантную, не лишенную кокетства, и использует ее (негодяй мечтал об этом уже давно) как прижигание для в высшей степени чувствительной кожи Каролины.
О вы, так часто восклицающие: «Не знаю, право, что происходит с моей женой!..» – вы покроете поцелуями эту страницу трансцендентной философии, ибо она даст вам ключ к характеру всех женщин!.. Впрочем, знать их так же хорошо, как знаю их я, – заслуга еще небольшая; ведь они и сами себя не знают! Да и Господь, как вам известно, ошибся насчет той единственной, которую сам потрудился изготовить и которою сам управлял.
Каролине позволительно втыкать булавки в Адольфа, когда ей заблагорассудится, однако это право время от времени жалить законного супруга принадлежит исключительно супруге. Если же Адольф дерзает направить в сторону жены одну-единственную мошку, его объявляют чудовищем. Шпильки Каролины – это милые шутки, очаровательная болтовня, призванная скрасить семейную жизнь и продиктованная самыми чистыми намерениями, тогда как шпилька Адольфа – жестокость дикаря, непонимание собственной жены, сознательное желание причинить ей боль. Но все это еще пустяки.
– Вы, значит, так сильно любите госпожу де Фиштаминель? – осведомляется Каролина. – Чем же, интересно, вас
