– Но позволь, Каролина…
– О, не трудитесь возражать, – перебивает она Адольфа, – я уже давно заметила, что у вас очень странный вкус; вы предпочитаете мне эту оглоблю (госпожа де Фиштаминель худощава.) Ну что ж, ступайте… вы скоро почувствуете разницу.
Теперь поняли? Вы не имеете никаких оснований заподозрить Каролину в малейшей склонности к господину Дешару (ничем не примечательный краснолицый толстяк, бывший нотариус), если сами влюблены в госпожу де Фиштаминель! Между тем Каролина – та Каролина, чье простодушие причиняло вам столько мучений, Каролина, пообтершаяся в свете, – делается остроумной: теперь вас кусают два слепня вместо одного.
Назавтра она с самым благожелательным видом осведомляется: «Ну, как у вас дела с госпожой де Фиштаминель?»
Если вы собираетесь уходить, она говорит: «Ступай, милый, тебе пора пить воды!»
Дело в том, что в гневе против соперницы всякая женщина, будь она хоть герцогиня, используют инвективы и даже тропы, достойные рыночных торговок; в ход идет все что угодно.
Разубеждать Каролину и доказывать ей, что госпожа де Фиштаминель вам безразлична, – дело безнадежное. Умный муж такой глупости не сделает: это означало бы погубить самого себя и потерять власть в собственной семье.
О Адольф! Увы, ты достиг той поры своей жизни, которую остроумно называют второй молодостью брака. Тебе предстоит упоительное предприятие – вновь покорить собственную жену, твою Каролину, вновь обнять ее за талию и сделаться образцовым мужем, который предугадывает ее желания и поступает не так, как хочется ему, а так, как нравится ей! От этого зависит вся твоя будущность.
Каторжные работы
Признаем справедливость подновленной старинной мудрости:
АксиомаБольшинство мужчин, попав в сложное положение, могут поправить дело хотя бы отчасти, даже если не умеют поправить его целиком.
О мужьях, которые недостойны своего положения, мы говорить не будем: они не умеют бороться и попадают в многочисленный разряд Безропотных.
Итак, Адольф говорит себе: «Женщины все равно что дети: поманите их кусочком сахара, и они будут плясать под вашу дудку точь-в-точь как девчонки, охочие до сладостей; главное – всегда иметь при себе конфету, держать ее у них перед носом… и следить за тем, чтобы конфеты им не разонравились. Парижанки (Каролина родом из Парижа) бесконечно суетны и вдобавок большие лакомки!.. Чтобы управлять людьми и заводить друзей, надобно лишь одно – поощрять их пороки и распалять их страсти: жена в моих руках!»
Проходит несколько дней, в течение которых Адольф проявляет удвоенную заботу о жене, а затем предлагает ей:
«Послушай, Каролина, пора нам развлечься! Надень свое новое платье (не хуже, чем у госпожи Дешар) и… знаешь что, поедем-ка в „Варьете“, посмотрим, какую чепуху там врут».
Подобные предложения всегда приводят законных жен в самое прекрасное расположение духа. Но это еще не все! Адольф заказывает у Бореля в «Канкальской скале»[583] прелестный обед на две персоны, вкусный и тонкий!
«Раз уж мы собрались в „Варьете“, пообедаем в ресторане!» – восклицает Адольф по выходе на Бульвары, как если бы эта великодушная мысль пришла ему в голову только что.
Каролина в восторге от такой удачи – как ей кажется нежданной; она входит в кокетливо убранный отдельный кабинет, где Борель уже накрыл стол в зале, где пируют богатые небожители, если им пришла охота уподобиться простым смертным.
Женщины на званом обеде едят мало: их стесняет тайная сбруя, давит парадный корсет, смущает соседство других женщин, чьи взгляды и речи представляют для них равную опасность. Они любят еду не столько обильную, сколько тонкую: раковую шейку, запеченную перепелку, крылышко глухаря, а для начала кусочек свежей рыбы, приправленной одним из тех соусов, которые составляют славу французской кухни. Во Франции вкус правит повсюду: в рисунках, в моде и проч. Соус же есть не что иное, как триумф вкуса в искусстве гастрономическом. А потому всякую женщину, будь то гризетка, мещанка или герцогиня, пленяет изысканный тонкий обед с бокалом превосходного вина, завершаемый десертом из фруктов, какие подают только в Париже, особенно если переваривает она этот тонкий обед в театре, в уютной ложе, слушая тот вздор, что звучит со сцены, и тот, какой шепчут ей на ухо для объяснения того, что звучит со сцены. Скверно другое: обед стоит сотню франков, ложа – тридцать, экипажи и туалеты (свежие перчатки, букет и проч.) – столько же. В общей сложности это волокитство за собственной женой обходится в сто шестьдесят франков, а в месяц набежит около четырех тысяч, особенно если часто ездить в Комическую оперу, к Итальянцам и в большую Оперу[584]. Для таких трат по нынешним временам требуется не меньше двух миллионов капитала. Но супружеская честь того стоит.
Каролина рассказывает своим приятельницам вещи, которые считает чрезвычайно лестными для Адольфа, но которые умного мужа ничуть не радуют.
– С недавних пор Адольф стал просто душка. Не знаю, чем я это заслужила, но он меня балует. И все с такой заботливостью, а ведь нас, женщин, это трогает более всего… В понедельник он водил меня в «Канкальскую скалу», а потом сказал, что у Вери[585] кухня не хуже, чем у Бореля, и мы провели время так же, как в прошлый раз, только ложу он нанял в Опере. Давали «Вильгельма Телля»[586], а вы ведь знаете, я от него без ума.
– Вы счастливица, – отвечает госпожа Дешар сухо и с явной завистью.
– Но мне кажется, женщина, честно исполняющая свой долг, заслужила такое счастье…
Когда эта чудовищная фраза слетает с губ замужней женщины, становится ясно, что она исполняет свой долг, как школьники, ради награды. В коллеже наградой служит увольнительная записка; в браке – шаль или драгоценности. О любви уже и помина нет.
– Но, милочка (госпожа Дешар уязвлена), я, например, веду себя разумно. Дешар тоже швырял деньги на ветер…[587], но я положила конец этим безумствам. Знаете, душенька, у нас двое детей, и честно вам признаюсь, для меня, матери семейства, одна или две сотни франков – это не пустяк.
– Ах, сударыня, – говорит госпожа де Фиштаминель, – лучше уж пусть наши мужья развлекаются с нами, чем…
– Дешар?.. – вдруг вскрикивает госпожа Дешар, встает и откланивается.
Благодаря этому названный Дешар (которого жена держит под башмаком) лишается возможности услышать конец этой фразы и узнать, что проедать свое добро можно с дамами эксцентрическими.
Каролина, чье тщеславие удовлетворено полностью, с наслаждением предается гордыне и чревоугодию – двум восхитительным смертным грехам. Адольф почивает на лаврах; но увы! (помещаем далее рассуждение, стоящее великопостной проповеди): грех, как и наслаждение, гонит сам себя вперед. Порок подобен самодержцу: как сладко ему ни льсти, он все забудет, если хоть какая-то мелочь окажется не по нем. Предавшись пороку, человек обязан продолжать крещендо!.. и без остановки.
АксиомаПорок, Царедворец, Несчастье и Любовь живут только настоящим.
Спустя какое-то время,
