Другая пытка: мы больше не можем гулять вместе. Прогулка без разговора не имеет интереса, не имеет смысла. Муж мой прогуливается со мной для моциона, как если бы он гулял в одиночестве. Усталость есть, а радости никакой.
Утром, от пробуждения до завтрака, я занята своим туалетом, хозяйственными заботами, и эту часть дня я еще могу переносить, но вот время от завтрака до обеда – это бесплодная равнина, безжизненная пустыня. Праздность моего мужа не дает мне ни минуты покоя, он убивает меня своей бесполезностью, его безделье меня изнуряет. С утра до вечера он смотрит на меня во все глаза, так что мне приходится глаза опускать.
А чего стоят его бесконечные и однообразные вопросы:
– Который час, красавица моя?
– А что ты там делаешь?
– О чем ты задумалась?
– Что ты собираешься делать?
– Куда мы поедем нынче вечером?
– Что нового?
– Какая нынче погода?
– Что-то мне нехорошо и проч.
Все эти вариации одного и того же вопросительного знака, составляющие репертуар Фиштаминеля, сведут меня с ума.
Прибавьте к этим свинцовым стрелам, постоянно летящим в мою сторону, последний штрих, который дорисует вам мое блаженство и позволит понять мою жизнь.
Господин де Фиштаминель, начавший службу подпоручиком в 1799 году, получил лишь то образование, какое дают военная дисциплина и дворянская честь; конечно, он человек сметливый, честный, исполнительный, но чудовищно невежественный, он не знает ровно ничего и яростно сопротивляется любой попытке обучить его чему бы то ни было. О, милая маменька, какой идеальный привратник вышел бы из этого полковника, будь он беден! Отвага его в моих глазах ничего не стоит: он сражался не с русскими, не с австрийцами, не с пруссаками – он сражался со скукой. Бросаясь на врага, капитан Фиштаминель испытывал потребность убежать от самого себя. Он и женился от нечего делать.
Еще одно мелкое неудобство: муж так шпыняет прислугу, что мы переменяем ее каждые полгода.
Я, милая маменька, так страстно хочу остаться порядочной женщиной, что постараюсь по полгода проводить в путешествиях. Зимой я буду ездить вечерами к Итальянцам, в Оперу[672], в свет; но достанет ли нашего состояния на такие траты? Дядюшка де Сирюс собирается в Париж, я буду лелеять его как грядущее наследство.
Если вы знаете средство от моих напастей, сообщите его вашей дочери, в которой любовь к вам так же велика, как досаждающие ей беды, и которая хотела бы называться иначе, чем
Нина де Фиштаминель.
Мы были обязаны изобразить вам эту мелкую неприятность, которая могла быть описана только рукою женщины, и какой женщины! но этого мало: необходимо было познакомить вас с этой женщиной, которую в первой части нашей книги вы видели только в профиль, которая царит в том маленьком кружке, где вращается Каролина, женщиной желанной, женщиной ловкой, очень рано открывшей способ примирять светские обязанности с сердечными привязанностями. Данное письмо позволяет простить ей все грехи.
Нескромности
Женщины бывают
либо целомудренны,
либо тщеславны,
либо просто горды.
Посему всех их может постигнуть мелкая неприятность следующего рода.
Иные мужья так счастливы обзавестись женой, которую получают в свое распоряжение исключительно благодаря законному браку, что боятся оставить публику в заблуждении и спешат пометить свою супругу, подобно тому как продавцы древесины помечают бревна перед сплавом, а беррийские крестьяне – своих баранов. Они на римский манер (columbella-голубка) прилюдно расточают своим женам прозвища, заимствованные из животного царства, и зовут их:
птичка моя,
рыбка моя,
мышка моя,
зайчик мой.
Или, переходя от животного царства к растительному, они называют их:
персик мой,
смоковка моя (только в Провансе),
вишенка моя (только в Эльзасе),
однако – оцените их сдержанность – они никогда не зовут ее «ягодка моя!».
Бывает и хуже:
жёнка,
матушка,
дочка,
хозяюшка,
старуха (когда жена очень молода).
Некоторые дерзают пускать в ход прозвища на грани неприличия, такие как:
киска,
конфетка,
котеночек!
Мы слышали собственными ушами, как один из наших государственных мужей, отличающийся поразительным уродством, именовал свою жену мамочкой.
– Лучше бы он дал мне пощечину, – признавалась несчастная своей соседке.
– Бедняжка, как ей не повезло! – обратилась ко мне эта соседка, когда Мамочка удалилась. – Когда она выезжает в свет с мужем, она все время как на иголках и старается держаться от него подальше. Ведь однажды при всех он обнял ее за шею: «Ну, пойдем, пышка моя!»
Говорят, что знаменитое отравление мужа мышьяком имело причиной постоянные нескромности, которым этот муж подвергал в свете свою жену, завоеванную в полном согласии с Гражданским кодексом[673]. Муж этот легонько похлопывал ее по плечу, влеплял ей смачные поцелуи, позорил ее публичным выражением нежностей, сдобренных теми грубыми и пошлыми словечками, секрет которых знают только французские дикари, обитающие в далеких деревнях и пока еще очень мало изученные, несмотря на все усилия естествоиспытателей-романистов.
Говорят также, что умные судьи по достоинству оценили это оскорбительное поведение и, сочтя его смягчающим обстоятельством, вынесли подсудимой менее строгий приговор.
Судьи решили:
«Карать подобные брачные преступления смертью – чересчур жестоко, что же до женщины, которую притесняют так безжалостно, поступок ее в высшей степени извинителен!..»
Мы, защитники элегантных нравов, бесконечно сожалеем, что подобные аргументы не сделались общеизвестны. Посему дай Бог, чтобы книга наша получила огромный успех; тогда с женщинами наконец начнут обходиться так, как они того заслуживают, – как с королевами.
В этом отношении любовь стоит куда выше брака; она гордится нескромностями, иные женщины их ищут, их готовят, и горе тому мужчине, у которого они время от времени не срываются с языка!
Сколько страсти в нечаянном ты!
Однажды – дело было в провинции – я слышал, как один муж звал свою жену «моя берлина»[674]… Она была счастлива и не видела в этом ровно ничего смешного; сама она звала супруга «сынок»!.. Этой восхитительной паре мелкие неприятности остались неведомы.
Именно наблюдая за этой счастливой семьей, автор вывел следующую аксиому:
АксиомаСчастлив в браке может быть либо гениальный человек, женатый на женщине нежной и умной, либо человек бесконечно глупый, нашедший жену себе под стать – случай вовсе не такой частый, как можно подумать.
Чересчур прославленный эпизод с мышьяком, пущенным в ход для исцеления оскорбленного самолюбия, доказывает, что, в сущности, для женщины в браке ни одна неприятность не бывает мелкой.
АксиомаЖенщина живет чувством, тогда как мужчина живет делом.
Между тем чувство способно в любой момент превратить мелкую неприятность либо в большое несчастье, либо в разбитую жизнь, либо в вечное бедствие.
Пусть даже Каролина, не знающая ни жизни, ни света, поначалу причиняет мужу мелкие неприятности своей глупостью (перечтите главу «Открытия»), Адольф, подобно всем мужчинам, находит утешение в жизни общественной: он выезжает, хлопочет, занимается делами. Но для Каролины все сводится к одному: любить или не любить, быть или не
