Нам осталось рассмотреть опасности, грозящие в браке каждому мужчине и могущие подточить его силы в той борьбе, из которой он обязан выйти победителем.
Размышление V
Обреченные
Одним людям предопределено быть счастливыми, а другим – несчастными. Богословы употребляют понятие предопределения, говоря о тех, кому суждено вечное блаженство, мы же, напротив, вкладываем в это слово смысл, роковой для наших избранников, и называем их обреченными; применительно к ним евангельское речение следует перефразировать так: «Много званых и много избранных»[174].
Опыт показывает, что одни разряды людей предрасположены к некоторым видам несчастий больше, чем другие: как гасконцы неумеренны, а парижане тщеславны, как люди с короткой шеей чаще всего умирают от апоплексического удара, а мясники чаще всего становятся жертвами сибирской язвы (род чумы), как богачи страдают подагрой, а бедняки отличаются отменным здоровьем, как короли туги на ухо, а государственные мужи склонны к параличу, – так некоторые мужья особенно часто становятся жертвами незаконных страстей. Мужья эти вкупе с их женами буквально притягивают холостяков. Они – своего рода аристократия. Если кому-нибудь из наших читателей суждено попасть в число этих аристократов, мы искренне желаем ему либо его супруге не потерять присутствия духа и вспомнить любимое изречение латинской грамматики Ломона[175]: «Нет правил без исключений». Друг дома может даже привести стихотворную строку:
О тех, кто среди нас, не будем говорить[176].После чего каждый получит право в душе считать себя исключением. Однако наш долг, сочувствие, которое мы питаем к мужьям, и владеющее нами желание предохранить юных и хорошеньких женщин от тех превратностей и несчастий, какие влечет за собою появление любовника, – все это заставляет нас перечислить разряды мужей, которым следует особенно тщательно приглядывать за своими женами.
Открывают наш перечень мужья, которых важные дела, высокий чин или доходное место принуждают отлучаться из дому в определенные часы и на определенное время. Эти достойны стать знаменосцами нашего братства.
Среди них особо выделим судей, как сменяемых, так и несменяемых, которые обязаны проводить большую часть дня во Дворце правосудия; другие должностные лица иной раз находят способ удрать из конторы, но судья или королевский прокурор, восседающий среди лилий[177], обязан, как говорится, умереть, но не покинуть своего места. Ведь это его поле боя.
То же самое относится к депутатам и пэрам, обсуждающим новые законы, к министрам, вхожим к королю, к управляющим, вхожим к министрам, к военным, уходящим в походы, и, наконец, к капралу, ходящему дозором, – о чем свидетельствует письмо Лафлера из «Сентиментального путешествия»[178].
За мужьями, вынужденными в строго определенные часы отлучаться из дому, следуют мужья, которые так увлечены обширными и серьезными занятиями, что не находят ни минуты на то, чтобы полюбезничать с женой; чело их всегда мрачно, беседа редко весела.
Во главе этой отборной компании мы поместим банкиров, ворочающих миллионами: расчеты так переполняют их головы, что в конце концов пробивают черепную коробку и увенчивают чело богача двумя столбцами чисел.
Миллионеры эти крайне редко помышляют о священных законах брака и о том, в какой заботе нуждается нежный цветок, вверенный их попечению; им и в голову не приходит, что его надо поливать, уберегать от холода и зноя. Если они и вспоминают, что ответственны за счастье супруги, то лишь когда за обедом замечают напротив себя роскошно одетую женщину или когда кокетка, робея грубого отказа, приходит, во всеоружии своих прелестей, просить у них денег… О! тогда под вечер они порой довольно живо припоминают свои права, записанные в 213-й статье Гражданского кодекса[179], и жены смиряются с их требованиями, так же как смиряются с высокими налогами на иностранные товары; прелестницы повинуются неизбежному, утешая себя известной аксиомой: «За всякое удовольствие надо платить».
В число обреченных входят также ученые, месяцы напролет обгладывающие кости допотопных животных, открывающие законы природы и проникающие в ее тайны; поклонники греков и римлян, обедающие мыслью Тацита, ужинающие фразой Фукидида, с утра до вечера стирающие пыль с книг и охотящиеся за примечанием или за древним папирусом. Они так глубоко погружены в себя, что ничего не видят и не слышат; даже если беда постигнет их средь бела дня, они ее не заметят! Блаженные! о, тысячу раз блаженные мужи! Приведем пример: Бозе, возвратясь домой с заседания Академии, застает жену с неким немцем. «Говорил я вам, сударыня, что мне пора выходить!..» – восклицает иностранец. «Эх, сударь, скажите, по крайней мере, не „выходить“, а „уходить“», – поправляет академик[180].
Далее в нашем списке следуют с лирою в руках поэты, у которых вся животная сила уходит с антресолей на чердак. Лучше умея седлать Пегаса, чем кобылицу кума Пьера[181], они женятся очень редко, предпочитая время от времени выплескивать накопившийся пыл на блудных либо вымышленных Хлорид[182].
А ведь на свете живут еще люди, у которых нос запачкан табаком;
и те несчастные, что с утра до вечера не могут отхаркаться;
и мужья, которые курят или жуют табак;
и люди от природы сухие и желчные, которые вечно имеют такой вид, будто только что съели кислое яблоко;
и люди, отличающиеся в повседневной жизни циническими привычками, смешными повадками и выглядящие, что ни говори, крайне неопрятно;
и мужья, которых, к их стыду, жены именуют «грелками»;
и, наконец, старики, женящиеся на молоденьких.
Все эти люди суть обреченные по преимуществу!
Существует и последний разряд обреченных, чья невеселая доля также почти предрешена. Мы имеем в виду людей беспокойных и въедливых, придир и тиранов, которые воображают себя невесть какими семейными самодержцами, вслух бранят женщин и разбираются в жизни примерно так же, как майские жуки в естественной истории. Если такие люди женятся, семейная их жизнь неминуемо вызывает в памяти образ осы, беспорядочно мечущейся по оконному стеклу после того, как школьник оторвал ей голову. Обреченные этого сорта не поймут в нашем сочинении ни слова. Этим бессмысленным ходячим статуям, похожим на церковные скульптуры, оно полезно ничуть не более, чем дряхлым насосам в Марли, которые больше не могут качать воду в версальские пруды, не рискуя в любую минуту рассыпаться в прах[183].
Наблюдая в гостиных за превратностями брачных союзов, я всегда вспоминаю одну сцену, лицезрением которой наслаждался в пору моей юности.
В
