Остерегайтесь женщины, толкующей о своей добродетельности.
XVГерцогиня де Шольн при смерти; ей говорят: «Вас хочет повидать герцог».
– Он уже пришел?..
– Да.
– Пусть подождет… и войдет вместе со Святыми Дарами.
Этот минотаврический анекдот уже был запечатлен Шамфором, но он слишком характерен, чтобы мы могли о нем умолчать[503].
XVI*Иные женщины пытаются убедить своих мужей, что у тех есть некий долг перед некими особами.
«Уверяю вас, вы обязаны отдать визит господину такому-то… Мы не можем не пригласить на обед господина такого-то…»
XVII«Ну-ка, сынок, выпрямись; неужели ты не хочешь научиться хорошим манерам? В конце концов, взгляни на господина такого-то!.. Посмотри, как он ходит!.. заметь, как он одевается!..»
XVIIIЕсли за день женщина произносит имя мужчины всего дважды, природа ее чувства к нему может оставаться под вопросом, но если трижды?.. Увы, увы!
XIXЕсли женщина провожает гостя, не являющегося ни адвокатом, ни министром, до входной двери, она очень неосторожна.
XXДень, когда муж не может объяснить, отчего его жена поступила так, а не иначе, – страшный день.
XXI*Женщина, допустившая, чтобы ее поймали с поличным, достойна своей участи.
Как должен вести себя муж, обнаруживший последний симптом и, следовательно, не могущий более сомневаться в неверности жены? Ответить на этот вопрос не составляет труда. У мужа есть лишь два выхода: либо смириться, либо отомстить; середины между этими двумя крайностями быть не может. Выбрав месть, следует идти до конца. Муж, не порывающий с неверной женой навсегда, – истинный глупец. Иные супруги полагают, что могут и после разрыва оставаться друзьями; есть, однако, нечто отвратительное в том, чтобы давать жене почувствовать, что вы всегда можете взять над ней верх.
Приведу несколько анекдотов, по преимуществу неизвестных широкой публике; на мой взгляд, они дают весьма полное и яркое представление о том, как следует поступать мужу в подобном случае.
Господин де Рокмон раз в месяц ночевал в спальне жены и уходил оттуда со словами: «Я свое дело сделал, теперь пусть потрудятся другие!»[504]
Вот развращенность, переплетенная с весьма возвышенным пониманием брачной политики.
Один дипломат, когда к его жене приезжал любовник, покидал свой кабинет, шел на половину жены и говорил ей и ее гостю: «Только не подеритесь!»
Вот признак добродушия.
У господина де Буфлера спросили, как он поступит, если после долгой разлуки с женой обнаружит, что она беременна? «Прикажу отнести к ней в спальню мой халат и домашние туфли»[505].
Вот знак величия души.
«Сударыня, если этот человек дурно обращается с вами при закрытых дверях, это дело ваше, но я не потерплю, чтобы он обижал вас в моем присутствии: это оскорбительно для меня».
Вот проявление подлинного благородства.
Верх великодушия – шапочка, положенная одним судьей в изножье постели, где спала с любовником его преступная жена.
Прекрасна бывает и месть. Мирабо великолепно описал в одной из тех книг, которые сочинял для денег, угрюмое смирение итальянки, по воле мужа обреченной медленно гибнуть вместе с ним в мареммах[506].
Последние аксиомыXCIIIЗастать жену в объятиях любовника и убить обоих не значит отомстить; это значит оказать им величайшую услугу.
XCIVЛучше всех сумеет отомстить за мужа любовник его жены.
Размышление XXVIII
О вознаграждениях
Брачная катастрофа, которой определенной части мужей не удается избежать, почти всегда влечет за собой перипетию. После этого вокруг вас все приходит в покой. Ваша покорность судьбе, если вы решаете покориться, пробуждает в душе вашей жены и ее любовника жгучее раскаяние; само счастье, которым они наслаждаются, дает им представление о глубине причиненного вам горя. Сами того не подозревая, вы сопутствуете им во всех их усладах. Заглушить голос добра и милосердия, звучащий в каждом человеческом сердце, не так легко, как порой думают; те двое, что составляют источник ваших мучений, как никто иной, желают вам добра.
В тех сладостно-непринужденных беседах, какие мы ведем в перерывах между любовными забавами, когда, можно сказать, ласкаем друг друга мыслями, жена ваша нередко говорит вашему Созию: «Уверяю тебя, Огюст, теперь я от всей души желаю моему бедному муженьку счастья; в сущности, он человек неплохой; будь он мне не мужем, а всего лишь братом, чего бы я только не сделала, чтобы доставить ему удовольствие! Он меня любит, и от его дружеского расположения мне не по себе…» – «Да, он добрый малый!..»[507]
С этих пор избранник вашей супруги окружает вас почтением; он от всей души желает возместить ущерб, который вам причинил, но ему мешает то гордое презрение, которое проскальзывает в каждом вашем слове, выражается в каждом вашем жесте.
В самом деле, человек, в чей дом вторгся Минотавр, поначалу уподобляется неловкому актеру, не успевшему освоиться с новой для него сценой. Уметь с достоинством играть роль одураченного мужа донельзя трудно; впрочем, великодушие еще не сделалось нынче такой небывалой редкостью, чтобы мы не смогли отыскать в свете и вывести на страницах нашей книги образцового супруга.
Итак, если вы ведете себя безупречно, жена ваша начинает исподволь покорять вас своей предупредительностью. Она прочно усваивает в разговорах с вами дружеский тон. Мир и согласие в доме – одна из первых наград, скрашивающих мужу жизнь в обществе Минотавра. Человеку на роду написано приспосабливаться к самым несносным условиям существования, и потому, несмотря на неистребимое благородство вашей натуры, вы не сможете противиться могучим чарам, действию которых подвергаетесь постоянно, и отринуть те мелкие выгоды, какие сулит вам ваше новое положение.
Допустим, что Минотавр вторгся в семейную жизнь гастролатра[508]! Естественно, тот требует, чтобы обидчик ублажал его желудок. Получая наслаждение в новых формах, вы обзаводитесь новыми привычками. Вы усваиваете себе новые ощущения.
Однажды, возвращаясь из министерства, вы застываете перед богатой и вкусной библиотекой Шеве[509] и бесконечно долго созерцаете тамошние шедевры, не решаясь ни потратить сто франков, ни расстаться с мечтой об удовольствиях, которые сулит страсбургский пирог[510]; с каким же удивлением, вернувшись домой, обнаруживаете вы, что сей пирог как ни в чем не бывало красуется на буфете в вашей столовой. Что это, не гастрономический ли мираж?.. Объятый сомнениями, твердым шагом идете вы навстречу ему (пирог – существо одушевленное!) и едва не ржете от восторга, вдыхая аромат трюфелей, несущийся из-под искусно испеченной золотистой корки; вы склоняетесь над
