И все же…
Старая рана не затягивалась. Ее туго замотали повязкой, но нарыв оставался. Полиция совершила непростительную ошибку во время похищения, а затем скрывала ее и обманывала общественность в течение четырнадцати лет. Если хотя бы часть истории просочится в прессу, попадет в выпуски новостей…
Его передернуло при одной мысли о том, что может начаться, если обо всем станет известно. Какой бы роковой ни была их ошибка, отказ аппаратуры мог случиться у всех. А вот сокрытие истины – это преступление преднамеренное. А они утаили звонок от похитителя, который мог сыграть решающую роль… Такое преступление недостойно правоохранительных органов. Выплыви правда наружу, префектуральному управлению нечем было бы крыть. Если бы оно призналось в своем преступлении, его клевали бы все кому не лень.
Но это не все. Похищение отличается от других преступлений. После того как Миками назначили директором по связям с прессой, он прочитал массу документов, связанных с национальной политикой в области прессы. Он прекрасно понимал, как опасны могут быть журналисты. С похищениями обычно было связано подписание договора о неразглашении. Вначале такой договор разрабатывали, чтобы воспрепятствовать публикации безответственных репортажей, которые вредили следствию. В таких делах похититель обычно требует от родственников жертвы, чтобы те не обращались в полицию. Появление же передач или газетных статей служит доказательством того, что родственники все же обратились к стражам порядка… Вот почему журналисты всякий раз давали подписку о неразглашении в том случае, если похищали человека. Они должны были воздерживаться от освещения подробностей дела либо до ареста похитителя, либо до благополучного спасения жертвы. Зато потом стражи порядка обязались делиться с ними всеми подробностями: сообщать о ходе следствия, представлять отчеты в режиме реального времени… Именно здесь возникали главные трудности.
На самом деле договор о неразглашении представлял собой просто бумажку, которую подписывали различные агентства. Несмотря ни на что, полиция все же старается как-то отрегулировать отношения с прессой. Естественно, правоохранительные органы первыми узнают о похищении и оценивают степень опасности для жизни жертвы. Они вкратце рассказывают журналистам о том, что произошло, и те дают подписку о неразглашении. В большинстве случаев представители прессы согласны с выдвинутыми условиями. Вот почему, во всяком случае со стороны, подобные договоры кажутся договорами, заключенными между полицией и прессой.
В конце концов, всякий такой договор – всего лишь «джентльменское соглашение».
На первый взгляд главной целью подобных договоров служит защита невинных жизней. Однако на самом деле они гораздо больше напоминают контракт, заключенный в результате тайного сговора. С одной стороны, полиции нужно, чтобы пресса до поры до времени хранила молчание. В таком случае следствию не придется отвлекаться на различного рода домыслы журналистов. С другой стороны, средствам массовой информации приходится на время поступаться своими свободами и правом общественности быть в курсе дела. Однако они получают мощный рычаг давления на полицию и могут припомнить свою уступчивость в более важных делах; кроме того, поскольку в данном случае СМИ идут на уступки, они оказываются в выигрышной позиции и позже вправе требовать от полиции полной и всесторонней информации по делу. Объективно рассуждая, вследствие подобного контракта представители прессы могут сидеть сложа руки и наблюдать. Ценные сведения им сообщают стражи порядка; так они узнают гораздо больше, чем могли бы выяснить самостоятельно. Впрочем, сложа руки никто не сидит. Всякий раз, как происходит похищение, от ста до двухсот репортеров и операторов врываются в полицейское управление и встают там лагерем, ожидая новостей. Хотя они, как правило, ждут сенсации в приподнятом настроении, невозможность лично побеседовать с участниками событий в сочетании с необходимостью ждать в тесных, переполненных помещениях пресс-клубов способствуют постепенному росту раздражения. В конце концов журналисты начинают подозревать, что полиция пытается их контролировать. «Мы добровольно пошли на уступки, ограничили свою свободу, чтобы помочь вам в расследовании, а вы…» Если же становится известно, что в период действия договора о неразглашении стражи порядка скрывают что-то важное, представители прессы зачастую превращаются в истеричную толпу и дружно кидаются в наступление.
Что было во время «Дела 64»? Само собой разумеется, то гда тоже действовал договор о неразглашении. Но полицейское управление префектуры скрыло от журналистов третий звонок похитителя. Таким образом, полиция нарушила обещание предоставлять СМИ информацию по делу. Причем обещание было нарушено в самом худшем смысле слова. Образно выражаясь, доверие между полицией и СМИ было поколеблено четырнадцать лет назад. Взаимная неприязнь имеет давние корни и не связана с недавним вопросом о сокрытии персональных данных.
Узнай журналисты о том, что от них утаили четырнадцать лет назад… они бы камня на камне не оставили от авторитета полиции! И это был бы только первый предвестник грядущей бури. Сколько репортеров ожидали новостей в пресс-центре во время «Дела 64»? Те, что тогда были новичками, сейчас заслуженные ветераны. Многие из них стали редакторами, главами местных отделений или занимают ключевые посты в своих редакциях. Все они были там. Узнав об обмане, все они навер няка испытают шок и гнев. И дружно потребуют наказать виновных. При этом они будут выражать не просто свое личное мнение, но мнение своих компаний. Пресса дружно обрушится на НПА. Происшествием непременно воспользуется оппозиционная партия… Возможно, кампания в прессе повлияет даже на исход дебатов в парламенте о защите личной жизни и правах личности.
Ах он дурак…
Миками громко застонал.
Преступление Урусибары заслуживало самого сурового наказания. Попытка одного инспектора окружной полиции уклониться от ответственности способна подвести всю организацию! И все же… куда больше виноват тогдашний директор уголовного розыска Сэйтаро Кюма, который тогда возглавлял уголовный розыск. Это он предпочел закрыть глаза на обман и впоследствии превратил ошибку одной группы в преступление всей
