Спасибо тебе, Глеб Леонидович. Многому научил.
Вот только жаль, что не сделать того, что ты прописал. Некому сделать. Умерли почти все…
С первых дней повального шмона тридцатикилометровая зона вдоль сектора отработки вздрогнула и замерла в немом ужасе. В придорожных поселках запылали особняки и богатые подворья. Езда на мотоциклах стала самоубийственным аттракционом смертников. Ублюдочное выражение лица – приговором. Полновесной свинцовой слезинкой отлились промысловикам кошмары беженских ночей. Все причастные к приграничному беспределу, невзирая на должности, возраст и пол, выхватывали по максимальному счету. Продажные мусора, рядышком с рядовыми налетчиками, снопами валились под стены складов награбленного. У сунувшихся под раздачу родственников и родителей трещали ребра и вмиг вылетали кровавые сопли. Приговор гопнику автоматом означал уничтожение всего хозяйства, имущества и скота. Дети платили быстрым сиротством, родители – неминуемой нищетой: расплатой за собственных выродков. Вот думайте теперь, кого вырастили! Круговая порука и поселковое кумовство сплошной родни не могло противостоять раздробленным пальцам и сточенным по-живому зубам. Мародерство из лихого образа жизни и доходного бизнеса в одночасье превратилось в несмываемое проклятие и неминуемую расплату.
Начали, разумеется, с поселка Урало-Кавказ. Сяву не взяли, хотя и искали, как никого, – по слухам, ушел в окрестности Давыдо-Никольского, гнида. Ну, туда всей армией Республики соваться надо, не меньше, и то – после войны. Традиции, никуда не денешься: исторически – всесоюзная малина «откинувшихся», вышедших после отсидки на зоне, урок. Банду его пошерстили, минимум, на половину. Публично, для наглядности, укокошили «смотрящего» – из Сявиных родственничков, бандюган. Хозяйство сожгли, как и еще десятки в поселке. Скотину вырезали. Под руку не повезло то ли брату, то ли свату – такой же урод, весь синий от многочисленных ходок, лишь возрастом вдвое старше. Сунулся в самый разгар с гунявыми терками и, разумеется, тут же получил прикладом в череп. Причем так выгреб, что к концу погрома богатой усадьбы врезал дуба. И хер с ним! Одной околевшей пакостью больше…
Помню, еще в институте, много спорили о роли Ивана Грозного. Юные моралисты-историки мантии судей примеряли. Попал тогда основательно: за попытку вякнуть в защиту «Новгородского усмирения» чуть глаза не выдрали. Я-то, наивный, исходил с точки зрения задач по «собиранию страны» и централизации государственной власти. Оказалось же: «гуманизм – юбер аллес». Понятно – масштабы, накал, да и эпохи несопоставимы, но общее налицо. Куда деваться от реального опыта? Вот – жизнь наглядно подтверждает: иногда жестокость – единственное противоядие. Ведь, по сути, все дерьмо в мире – от безнаказанности. И коль нет страха перед воздаянием свыше, приходится порой кому-то из небрезгливых надевать забрызганный красным фартук и желтую резину на руки да идти в какашках копаться. Бывает и такая работенка, не из приятных.
Блат тут открыто, хотя и не борзеют. С нашей стороны – автобусы, на Ростов, с их стороны – те же вездесущие «богданчики», мать их в душу, я привычно разделяю на «их» и «наше», хотя нет давно ихнего и нашего, а есть одна земля, скованная разлитой по ней бедой и смертью. Тут же рынок, торгуют немудреной жратвой, стволами, углем, бензином из самоваров[28].
Наши машины принимают на переходе, какой-то то ли ополченец, то ли бандит, то ли и то и другое разом – смотрит на пулеметы, на экипировку, на автоматы, которые развернуты так, чтобы в случае чего бить на все триста шестьдесят градусов…
Я же смотрю на советский еще артефакт, на мотоцикл «Иж-Планета-5», с вятско-полянской коляской без верха, стоящий к КПП – это, видимо, транспорт аборигенов. Вот уж встреча на Эльбе. Они массово делались на производстве 400, на улице Телегина – именно там я и хочу поставить патронный завод. Движки к «Планете», одноцилиндровые – делались там же, а к Юпитеру, двухцилиндровые, делались на Ижевском механическом, это там, где ружья делают, дрели и автоматы для розлива молока. А коляски, кстати, делались на ВПМЗ «Молот», где пулеметы – производство мотоциклетов исторически было связано с производством оружия. Ох, какое там воровство было в девяностые! На Сенном рынке в металлическом ряду треть деталей для мотаков ворованные. Протяженность заборов там большая была, выход на «Ижсталь», еще там пустырь был, деревьями заросший, – это к дороге, там, где «Ижмашэнерго». И чего там только было не найти. А потом производство мотоциклов накрылось, потому что в СССР мотоцикл покупали те, кому не досталось машины, а в России машину, хоть и подержанную, могли позволить себе все. Конечно, был еще экспорт, «ижаки» отправлялись от Турции до Кубы. Но конкурировать с Китаем было все сложнее и сложнее, и в конечном итоге все накрылось медным тазом.
А теперь вот, в условиях вялотекущего звиздеца оказалось, что советский мотак – не такой и плохой вид транспорта: топливо жрет самое плохое и мало, ездит быстро, самое главное – можно ехать и стрелять на все стороны, ничего не мешает. Только вот накрылось все медным тазом, оборудования больше нет, и ничего не восстановишь. А жаль…
– Это чо, пулемет обрезанный, да?
– Руки.
Как и у всех селюков – любое слово против вызывает агрессию и желание поставить на место.
– Из машины выходим. Дозвил есть?!
Я смотрю в глаза ополченцу, улыбаюсь. Рука в кармане, на револьвере, он этого не видит – а я успею случ чего.
– Есть дозвил, есть…
Передаю бумажку дозвила вместе с пакетом. Селюк сует нос в пакет, настроение тотчас меняется на сто восемьдесят.
– Опа! Не паленка?
– Обижаешь. Заводская, этикетку посмотри.
Водка. Как была ты в России лучшей валютой, так ею и осталась. А сарапульская водка – в числе лучших. Я читал в архиве донесения большевистских комиссаров, в которых говорилось, что хлеб в Сарапульском уезде взять сложно, потому что крестьяне его скрывают, и весь уезд превратился в один большой винокуренный завод…
С перегаром дыхание облегчает понимание – через десять минут мы без проблем выходим на трассу, а местные стражи границы остаются распивать настоящую заводскую водку, вкус которой они явно позабыли. Еще патронов им отсыпали – немного, несколько пачек…
До Луганска добрались нормально, хотя дорога была убита насмерть тяжелыми грузовиками, везущими уголь – Луганщина
