Дальше – ну а что дальше, стандартная операция, посложнее немного, правда. Но в чем-то и проще – зомбаки, они как-то людей чуют, я думаю, и есть у них такая мерзкая привычка, если, скажем, дверь закрыта, он встанет перед ней и стоит, а откроешь – бросится. А люди так не могут.
Поскольку операция военная – командование перешло к Попцову, он боевой офицер все-таки. При нем – связь, наблюдение, бронетехника и резерв. Я пошел со своими, командиром первой штурмовой группы. Задача – занять станцию и элеватор, зачистить, что можно, и выставить снайперские посты.
Схема – в общем-то простая, но действенная. Штурмовые группы – штурмовыми их можно назвать только условно, снайпер в них каждый второй – заходит, тихо чистит и занимает господствующие точки. Выставляет скрытые снайперские посты. Затем атака техники под прикрытием минометов. У нас в Удмуртии – было производство управляемых мин. Наводятся лазером, ничтожат все, включая танки – танк попадания мины в крышу не выдержит, у него вся броня спереди. Наводятся лазером, сам лазерный прицельный комплекс громоздкий, но пацаны с ИжГТУ совместили систему наведения с дешевыми, но мощными китайскими лазерами. В итоге – такой лазер может носить каждый боец и не уставать при этом.
Разбились на тройки. Дудаевские тройки – их так называют. Только у нас несколько иное вооружение. Я взял свой снайперский «Вепрь» с глушителем – как будет, неизвестно, а «Ремингтон» – все-таки винтовка для поля, не для города. Вторым у меня «ПБ» и на всякий случай – взял с собой еще и «АПС», переделанный с травмата обратно на боевой. Жаль, нельзя взять мой обрез «РПК», но он весит неподъемно, а патронов к нему надо много – как семечки щелкает. Это только в фильмах целый арсенал носят – а в жизни приходится выбирать. Я лучше побольше патронов к «Вепрю» возьму, если так чего.
В паре со мной шли Ветер и Боб. Ветер обошелся прилично переделанным «АКМ», но там у него прицел «Бушнелл» АК 1–4 стоит и глушитель. Отобранный по кучности, вполне за снайперский сойдет.
Боб нес с собой пулемет «ПКМ». И несколько лент в рюкзаке. Кроме того, такой же, как у меня «ПБ». Пулемет – не самое нужное сейчас, но он к нему привык и другое все равно не возьмет.
Сформировали еще две группы – одна должна была по речке заходить, причем вплавь. Скверно, но не опасно – зомбаков, главное, можно не опасаться, не любят они воду. Потому все, что около воды, люди сейчас меньше охраняют и вообще расслабляются. А нам того и надо…
Когда мы выходили – расчет разворачивал миномет. Наше главное оружие…
Сейчас ни в один населенный пункт нормально не зайти – все окружают себя всем, чем могут – от рвов до брошенных и раскулаченных автобусов и колючей проволоки. Тут к этому прибавились контейнеры и брошенные вагоны.
Осторожнее…
Сам по себе вагон – приличная позиция, чтобы прикрыть тех, кому бежать метров тридцать по заросшему по грудь полю до следующего укрытия.
Я подстроил ночник.
– Пошел!
Луна светит. Хреново это…
Как же мы не ценили того простого, что было у нас. Я вот… я только сейчас пришел к выводу, что самые счастливые мои дни были – не когда я бабки зашибал или вопросы решал – а когда я совсем еще пацаном летом уезжал в деревню к родственникам и там жил простой деревенской жизнью. Я ведь и косить умею, и дрова колоть, и корову пасти. Все я умею… наверное, полученная тогда закваска и помогла выжить, когда мир со всеми его прелестями цивилизации – пошел по наклонной….
Ну и оружие, конечно. Вместе с патронами – у меня два сейфа было, а третий я только под патроны держал. Как чувствовал…
Ну вот, нас жизнь и наказала, отняв разом все то, чего мы не ценили. А теперь она отняла и разум, заставив сражаться на руинах цивилизации.
Все заняли позиции у крайних хат, теперь мне идти.
Пистолет в руку – винтовка накоротке неудобна – и вперед. Трава по грудь, не косит никто, никому сейчас ничего не нужно.
Дошел до своих, хлопнул по плечу – здесь. Тронулись. Пулемет, затем «АКМ», затем уже я.
И тут – запах. Хорошо знакомый, от которого волосы дыбом – гниющее мясо.
Труп!
Осталось понять – мертвый или по правде мертвый?
Подал сигнал опасности, рассредоточились. Нашли почти сразу.
Дядька лет пятидесяти. Одет как сейчас все одеваются. Я включил фонарик с инфракрасным фильтром, присел. Несколько пулевых, потом в голову. Следы волочения – скорее всего расстреляли и бросили тут. Еще какой-то запах привлек мое внимание как необычный, но знакомый. Я пощупал, поднес к носу.
Моча.
Значит, еще и мочились на труп.
Твари.
Знаете, за что они его? За то, что ватник. В их понимании любой, кто повзрослел в СССР, – ватник, неисправимый. Они их и убивают. Рабы из таких людей плохие – да и не идут такие люди в рабы.
Ненависти не было, я давно запретил себе ненавидеть. Просто еще раз я убедился в том, что для нас и фашистов слишком мала эта Земля – даже сейчас.
Должен остаться кто-то один.
И тут мы услышали хорошо различимый в ночи звук двигателя.
Тарас был «зи Львива».
Он не был бандеровцем в том понимании, в каком его понимают русские – потому что то, что для русского фашизм, для хлопчика из Львова – просто жизнь как она есть. Здесь молодожены фотографируются у памятника воинам УПА, что вы еще хотите?
Тарас вырос в Сихове – это такой львовский пригород, застроенный при Брежневе – кровавая советская оккупационная власть, понимая уникальность Львова, решила не застраивать его массово, а построить город-спутник и соединить его линией метро. Да, и во Львове тоже планировалось метро, его стройку начали в конце 80-х. Одна эстакада до сих пор стоит – там сейчас стоянка.
Отец их бросил, мать никогда не говорила о нем. Когда закрыли завод, мать уехала працювать в Италию, оставив Тараса на попечение деда с бабкой. Деньги высылала, устроилась там нормально, но ребенок там не был нужен. Фактически Тараса воспитала улица. В пятнадцать он совершил первое серьезное преступление – групповой разбой. Не сел, потому что один из соучастников был мажором, у него отец – аж «зам головы миста». Отмазал.
В школе Тарас учился плохо, но это никого не интересовало. Получив аттестат, он поступил туда, где не надо было много ума – в Львовский институт физкультуры. Каждый год девятого мая преподаватели по молчаливой, никем не разрешенной традиции отпускали студентов с уроков, и они шли избивать ветеранов ВОВ и «ватников». Тарас ходил со всеми, но особой
