Но Финч не пытался. Я досчитала до десяти… до двадцати… до пятидесяти. Счет действовал на меня как новокаин, обычное дело. Наконец я снова перевернулась на спину и уставилась в потолок.
– Я не рассказала тебе кое-что важное, – произнесла я в тишине. Финч повернул ко мне голову.
– Есть еще один человек, который меня наверняка преследует.
– Кроме того парня в ресторане?
– Да. – Я помолчала, подбирая слова, чтобы история не прозвучала слишком трагически. – Когда я была маленькая, меня, хм… увез один парень. Ну, похитил. Он ничего плохого мне не делал, никак не обижал. Но я почти уверена, что недавно видела его в кафе, где я работаю.
Я была не почти, а совершенно уверена, но решила, что правильно сбавила обороты, когда Финч взволнованно сел на полу.
– Черт, ну и дела. Он что-нибудь тебе сделал?
– Нет, совершенно ничего. Даже не заговорил со мной, и близко не подошел. Я просто его видела. А потом он убежал.
Финч медленно опустился обратно на спальник.
– Он правда не… Ну, тогда, когда похитил тебя…
– Он пальцем ко мне не прикоснулся. Позвал меня к себе в машину – и я пошла. Я же была ребенком. Он мне рассказывал сказки и кормил блинчиками.
– Какие сказки? – резко спросил Финч.
– Не помню. Помню только, что мне было интересно. Он сказал, что хочет отвезти меня к Алтее. – Я подумала о вещах, которые он оставил на столе – трех предметах, лежавших сейчас у меня в рюкзачке. Перо, расческа и кость.
– Черт. А что, если он… Как он выглядел?
– Рыжие волосы, приятное лицо. Умный вид… Он похож на учителя английского, разве что без костюма. А еще он выглядит сейчас так же, как десять лет назад. Как будто у него нет возраста.
– Сопределье, – Финч так просмаковал это слово, будто оно было приятно на вкус. Я стиснула зубы и почти пожалела, что так просто выдала свой секрет.
Я поняла, что завидую ему. Завидую его ничем не осложненной любви к Алтее – он мог позволить себе это простое фанатское обожание. Зависть застряла у меня в горле, как кусок кислого яблока.
– Почему ты их любишь? – спросила я неожиданно. – Я про истории Алтеи.
Финч повозился на полу, устраиваясь поудобнее. Должно быть, там было довольно жестко.
– Ты же знаешь, как устроены волшебные сказки? – тихо начал он. – Что все они делятся на определенные типы, и при желании можно собрать десяток версий «Двенадцати танцующих принцесс» или «Сказки о заколдованном дереве» или любой другой?
Я кивнула, потому что действительно это знала. Я прочла все десятки этих версий.
– На меня это всегда действовало успокаивающе. Я любил формулы. Любил предсказуемые сюжеты. Мне нравилось, что всякий раз, возвращаясь с работы, папа целовал маму – в губы, как в сериалах. Мне нравилось, что мои будни заранее распланированы, так что я знал, что буду делать в течение дня, и нравилось читать истории, которые можно разобрать на кусочки, как мозаику, и снова собрать, и ничему не удивляться. Наверное, у меня была повышенная тревожность, потому что я любил, когда все упорядочено.
Этажом ниже работал телевизор – сквозь доски пола просачивались голоса из Adult Swim. Я могла выхватить из потока слово-другое[7].
– Когда мои родители развелись, и отец, и психотерапевт загрузили меня книгами про детей разведенных родителей, про детей, которые злятся на весь мир, но от этого потока злобы и неопределенности мне было только хуже. Я тогда совсем пал духом – жизнь отстой, хуже некуда и все такое. Ха-ха, мироздание тут же сказало «Давай поспорим», и она – моя мама – умерла. Покончила с собой.
Я знала, к чему идет разговор, но все равно эти слова были для меня, будто удар по голове. Я лежала неподвижно и очень тихо, потому что не представляла, что тут можно сказать.
Финч перевел дыхание и продолжил тем же мягким голосом.
– Все мои друзья не знали, о чем со мной говорить, отец не знал, что со мной делать, так что я практически остался наедине с книгами. Но мне не нужно было чувствительное дерьмо, которым меня пичкал психотерапевт, чтобы я «не чувствовал себя таким одиноким». Я хотел этой отстраненности. Этого беззаботного голоса сказочника: «Вот тебе мясо-кровь-кишки и гребаный хеппи-энд под конец». Но жвачка из Эндрю Лэнга меня больше не устраивала. И тогда мне в руки попалась книга Алтеи. Совершенно то, что надо. Никакой морали. Просто жестокий, жуткий, полный прекрасной магии мир, где происходят ужасные вещи. И происходят не по какой-то причине, не своим чередом, не справедливости ради. Они просто существуют в пространстве, где нет никаких правил и в них нет нужды. И в голосе автора – голосе твоей бабушки – нет ни тени гребаной жалости. Она просто выступает как военный корреспондент, совершенно беспристрастно.
Он перевел дыхание, как будто собирался сказать что-то еще, но надолго замолчал.
– Твой отец был прав, предлагая тебе другие книги, – сказала я наконец. – Пусть даже ты их ненавидел.
Он невесело хмыкнул.
– Это твой единственный вывод из моей истории?
– Нет. Просто я… Я потратила слишком много времени на свою одержимость Алтеей. На подготовку к встрече с ней. Я перечитала тонны волшебных сказок, чтобы впечатлить ее, когда мы наконец увидимся. Но она ни разу не позвонила, не искала нас, ей было на нас плевать. И вот теперь она мертва. – Я никогда не проговаривала всего этого вслух, и сделать это теперь было, как излить наружу давний яд. – Какую-то часть меня навсегда определило ее… ее отсутствие, а теперь, когда она умерла, меня преследует ее творение.
– Ты правда думаешь, что она что-то сотворила?
– Конечно. Что ты хочешь сказать?
Он помотал головой, сидя на полу в своем спальном мешке.
– Я же говорил тебе – она как военный корреспондент. Она не творит, а просто описывает что-то, что уже существует. Я долго думал, что это все метафоры, не более того, пока не увидел Дважды-Убитую Катерину своими глазами. – Он помолчал. – И, Алиса, ты никогда не думала…
– О чем?
Он снова покачал головой.
– Да нет, неважно.
– Важно. Прекрати так делать. Что ты собирался сказать?
Когда он снова заговорил, голос стих почти до шепота.
– Ты никогда не думала, что им нужна не твоя мама? Что это ты – цель, а она – наживка?
– Тогда бы они могли просто похитить меня саму. Без особого труда.
– Так тебя уже похищали – тот человек был из Сопредельных, ты сама знаешь. Может, что-то изменилось, когда ты повзрослела. Может, теперь ты должна прийти туда по собственной воле.
– Даже если ты прав, – медленно сказала я, – это ничего не меняет. Они хотят чего-то от меня добиться? Они нашли безотказный способ. За своей мамой я готова пойти
