– Кто убил Мартина? – выдавила я, наклоняясь вперед так сильно, что угол стола впился мне в грудь. – Сопредельные?
– Когда человек попадает в холм волшебного народа, – лекторским тоном пояснила Нэсс, – он выходит наружу и видит, что в мире прошло семь лет. Но когда Ореховый лес отпустил меня, мир не изменился. В нем прошла всего одна ночь. Наша машина стояла на том же месте. Мартинов… стаканчик с кофе был там же, в держателе для стаканов. Кофе еще можно было пить. Изменилась только я. Я постарела за одну ночь – как я полагаю, на семь лет. – Она подняла руки к лучам морщинок в углах глаз. – Просто посмотри на меня.
Я смотрела. Это было все, что я могла для нее сделать.
– Я не стала бы помогать тебе попасть туда, будь у тебя хоть триста причин, – яростно сказала она.
– Я же объяснила – у меня только одна причина. Они забрали мою мать. У меня нет выбора. Знаю, вы думаете, что это сумасшествие, но я должна туда попасть. Любая ваша подсказка мне поможет.
Нэсс судорожно замотала головой. А потом нараспев тихо произнесла нечто странное:
– В лесах под красной, красной листвой сшивай миры между собой. Спеши, иначе тебе не дойти – рассвет положит предел пути.
От этих слов на меня дохнуло ледяным ветром. Детские убаюкивающие стишки всегда на меня так действовали, даже самые безвредные. А этот явно был не из их числа.
– Это все, что я могу тебе сказать, – закончила Нэсс. – Извини.
– Но что такого вы мне сказали? Ничего не сказали! Зачем вообще было пускать меня в дом? – Пламя коснулось фитиля, который всегда был у меня в груди. – Зачем было отвечать мне?
Она опустила плечи, пламя в ее глазах погасло. Ее разум опять стал чистым голубым небом, по которому скользили облака; ясность скрылась в их водовороте. Она с шумом втянула воздух и выдохнула:
– Я думала, вдруг это что-нибудь изменит. Вдруг я увижу тебя и… проснусь. Чего-нибудь захочу, что-нибудь почувствую. Ночь в Ореховом лесу была самой долгой в моей жизни. Я видела то, чего никто не видел. Моего друга убили – это должно было меня огорчить, верно? Но я не чувствую горя. Я вообще ничего не чувствую с той самой ночи. Я вся онемела. Половина меня все еще там, заперта в этом аду. А вторая половина – здесь, заперта в этой комнате.
Она встала с таким усилием, как будто у нее закончились силы, и пошла к входной двери. Я думала, что она откроет дверь и выставит меня прочь, но она только привалилась к косяку и воззрилась на меня.
– Ты думаешь, что у тебя есть важная причина, но на самом деле ничего не может быть настолько важным. Ничто не стоит того, чтобы пройти через такое. Чтобы чувствовать то, что чувствую я. Я словно оборотень в чужом теле. Я не помню, что я любила, чего хотела, зачем работала, выходила из дома, делала хоть что-нибудь. Все ушло. – Голос Нэсс сел до шепота. – Наверное, все, чем я была, провалилось сквозь переплет. Лучше бы я упала туда целиком.
Наконец она открыла дверь. Я поднялась на ноги, не уверенная, что они будут меня держать.
– Скажите хотя бы название города, – попросила я. – Города, где был ваш мотель. Я сама найду остальное.
Она безразлично рассматривала меня. Я со свистом втянула воздух сквозь зубы, когда рассмотрела ее зрачки вблизи – они были слегка овальными, вертикальными, как у козы. Неужели они с самого начала были такими? Нэсс быстро сморгнула.
– Ты внучка Алтеи, – сказала она. – Отправляйся в лес. Если они захотят, чтобы ты их нашла, ты их найдешь.
15
Финч ждал меня на лестнице, сидя на ступеньке между этажами. При виде меня он вскочил.
– Ну как? Ты узнала адрес?
Вопрос прозвучал так нелепо, что я ответила не сразу – в ушах еще звучал прерывистый голос Нэсс, напевающий детский стишок.
– Нет. Не узнала.
– Ох. Черт. А что ты узнала?
– Еще одну женщину, велящую мне держаться подальше от Орехового леса.
Шестью лестничными пролетами ниже я успела кое-как пересказать Финчу наш разговор с Нэсс. Но самые странные его части я не сумела передать – ее взгляд, эту странную песенку… Ее слова вертелись у меня на кончике языка, но в точности воспроизвести их я не могла.
– А еще ее квартира набита хламом и старыми газетами. И материалами для поделок. Неиспользованными. – Внезапно мысль о них показалась мне душераздирающей – блестящий клей, стразы и шнурки для бус, чтобы вернуть душу женщине, которая потеряла ее за одну ночь длиной в семь лет.
Финч ничего не ответил. Когда я оглянулась, он кусал губу, глядя на носки своих ботинок.
– Что не так? – спросила я резким от волнения голосом.
– Мы все еще собираемся туда ехать?
Я споткнулась на последней ступеньке.
– Что?
Он не ответил сразу, и я рванулась вперед, в холодный послеполуденный свет. На тротуаре я постаралась шагать ровней. Осенний воздух приятно холодил кожу после безнадежной духоты в квартирке Нэсс. Ее слова напугали меня, но и дали почувствовать себя непреклонно живой. Мои ноздри вдыхали запах октября, желудок бурчал от голода, остатки утреннего кофеина бурлили в крови. А в районе сердца угнездилась боль, которая не утихнет, пока Элла снова не окажется рядом со мной.
– Так в чем дело? – переспросила я, когда Финч догнал меня и пошел рядом. – Ты решил сдаться?
– Ты меня неверно поняла. Я просто хотел убедиться, что ты не утратила боевого духа. – Слова его звучали вызывающе, а глаза ярко блестели. – Твоя мама явно против твоей поездки туда, Нэсс потеряла в этих лесах себя, и у нас нет ни одной идеи, с чего начать. Так что я хочу подтверждения, что ты, как бы это сказать… Не изменила своего решения.
Он качнулся на каблуках, будто собираясь оторваться от земли.
– А если бы изменила? – испытующе спросила я. – Если я теперь думаю, что пора повернуть назад?
Он обдумал мои слова, возвращаясь с небес на землю.
– Тогда мы так и сделаем. Повернем назад. Решение за тобой.
Голос его был ровным, и сказал он все правильно. Но я ему не верила. Что-то в его лице заставило меня вспомнить, что дело тут не только во мне. Может быть, Финч пытался не поучаствовать в моей истории, а начать свою собственную. Ореховый лес – не твой, хотела сказать я. И уж тем более – Сопредельные земли. Может, и стоило это произнести вслух. Но Финч стоял между мной и моим абсолютным одиночеством, так что я
