И невольно улыбнулась: оказывается, потолок покрывали фосфоресцирующие звезды. Я позволила векам сомкнуться. Звук дыхания спящего Эллери Финча – это так же хорошо, как кто-то рядом, до кого можно дотянуться в темноте.
18
Финчу снился кошмар.
Я слышала, как он мечется на соседней кровати, издавая тихие стоны. Сквозь занавески проникал тусклый желтый свет уличных фонарей. Я не знала, сколько сейчас времени, а мой телефон лежал на зарядке Финча на другом конце комнаты.
– Финч? Эллери?
Он не ответил. Я зажгла прикроватную лампу, но он не проснулся, только поморщился во сне. Я тихо села и спустила ноги с кровати. И снова подождала, что сейчас он откроет глаза.
Этого не случилось. Собственное тело казалось мне грязным от мотельной кровати, как будто я купалась в выделениях тел других людей, сама того не замечая. Я наклонилась, чтобы разглядеть Финча поближе.
Он лежал, запрокинув голову, и глаза его быстро двигались под веками. Обычно, если я смотрела на человека слишком близко и слишком долго, его облик в моих глазах начинал распадаться на компоненты: хрящ носа… глазные яблоки в глазницах… Странные изгибы ушных раковин, суставы пальцев – как же их много, – и макияж, странная краска на коже, неплотно к ней прилегающая, а еще все это нагромождение органов в штанах, и коленные суставы, и ноги – как существа с подобным сложением умудряются не замечать, насколько дико они выглядят?
Но Финч в моих глазах оставался непоколебимо цельным. Отказывался распадаться на составные части. Просто юноша в постели, запрокинувший голову. Губы его чуть шевелились, шепча слова, которые я не могла расслышать, а потом он вдруг застонал – так тоскливо, что рука моя, опережая мои мысли, сама собой легла ему на плечо.
– Эгей. Тебе снится плохой сон.
Он шумно втянул воздух носом. Веки его задрожали и поднялись. Взгляд, сперва направленный в потолок, переместился на мое лицо. Я увидела, что из него уходят остатки сна и возвращается разум.
– Ох, – сказал он голосом, в котором слышались непролитые слезы, и я подумала, что, наверное, мне стоило бы отвернуться. Но он неожиданно схватил мою руку и прижал ее себе к груди.
Я не отняла руки. Ровное биение сердца, которое я ощущала сквозь футболку, напомнило мне, что сердце – это мышца. Самая важная мышца в нашем теле.
– Тебе снился кошмар.
– Прости. Извини, Алиса.
Он произнес мое имя так осторожно, как опускают нечто хрупкое и драгоценное на мягкое моховое ложе.
– За что? Это же просто сон.
– Нет, я… – он так пристально смотрел на меня, что я невольно опустила глаза и смотрела на наши соединенные руки, поднимавшиеся и опускавшиеся в такт его дыханию. – Алиса, давай вернемся.
Я вскинула голову. Ресницы Финча были мокрыми, на щеке – след от складки на подушке. Передо мной стрелой промчалось время от первой нашей встречи – он в форме Уайтчепела – до сегодняшнего дня, когда он в трусах и футболке лежал на кровати в мотеле.
– Вернемся куда?
Он подался вперед, пока наши лбы не соприкоснулись.
– На свете много сказок, – прошептал он. – Есть сказки намного лучше. Если Сопределье реально, может, и все они реальны. Мы можем поискать Нетландию. Или Нарнию.
Я не плакала с той самой ночи, когда Элла объявила мне о своей помолвке, но сейчас слезы подступили очень близко.
– Элла не на острове Нетландия, – прошептала я. – И не в Нарнии.
– Может быть, и не в Ореховом лесу.
Я отняла руку. Кожа казалась холодной в тех местах, где она прикасалась к нему.
– Может, и нет. Но мы пришли сюда, чтобы узнать наверняка.
– Мы не обязаны делать что-то, чего не хотим делать. Еще можно… мы еще можем повернуть назад.
– Откуда у тебя такие мысли? – я ударила кулаком по матрасу, чувствуя себя особенно беспомощной от того, что удар был беззвучным. – Что тебе приснилось?
Он покачал головой.
– Приснилось, что все это реально.
– Так оно и реально. Мы оба видели Дважды-Убитую Катерину.
– Не только это. Всё это.
– Что – всё?
Он не переставал качать головой, глядя мимо меня.
– Ты никогда не чувствовала, что твоя жизнь – это вроде фильма? А ты просто играешь свою роль? И ты тратишь время, глядя на собственную игру, и думаешь, что ты неплохо справляешься, играя себя самого, а потом однажды просыпаешься и вспоминаешь, что на самом деле все это настоящее? Все люди вокруг тебя – это чертова реальность? – Финч говорил все быстрее и быстрее, и наконец его голос сорвался.
– Наверное, хорошо быть богатым, – сказала я. Довольно подлый удар, тем более что он был прав. Я тоже постоянно такое чувствовала. С одной только разницей – мне не казалось, что я неплохо справляюсь.
– Все наши действия имеют последствия, – сказал он.
Он застал меня врасплох, подняв среди ночи, смутив своим беззащитным видом. Но теперь я потеряла терпение.
– Финч, здесь тебе не собрание по борьбе с наркоманией. Не надо кормить меня банальностями. Последствие твоего согласия отвезти меня в этот хренов Ореховый лес – то, что тебе придется это сделать. У меня нет денег, чтобы заплатить тебе за бензин, и нет способов убедить тебя мне помочь. Единственное, что есть – это готовность тебя и правда убить, если ты попытаешься отвезти меня обратно в город теперь, когда мы вот-вот, возможно, найдем мою маму. Ты меня понял?
Мы сверлили друг друга взглядом.
– Мне снились Сопредельные земли, – сказал он.
– Да, я это поняла. Но твой сон не имеет ничего общего с нашими делами. – На вкус это походило на ложь, и я попробовала снова. – Это просто сон, а не пророчество.
– Как далеко ты готова зайти в поисках матери?
– До края земли.
– И не дальше? – он смотрел так, будто хотел, чтобы я его убедила… в чем-то.
Я закрыла глаза ладонями.
– Ты чувствуешь себя играющим роль в кино? То же самое и со мной. Я играю себя в фильме, где все оборудование перегорело, сценарий потерян, в камерах кончилась пленка, а съемочная площадка где-то в трущобах, где водятся привидения. Финч, у меня не просто нет других родственников, кроме нее. У меня вообще больше никого нет.
Я увидела принятие в его лице и поняла, в чем именно он хотел убедиться. В том, что мне нечего терять. Может быть, ему было нужно знать, что я готова умереть за Эллу.
Умереть, как умер друг Нэсс.
Я смотрела на Финча, такого цельного и живого, и понимала, что не могу ему позволить пойти со мной до конца. Только не в черную дыру Орехового леса. Каким-то образом за последние тридцать шесть
