На выезде из селения дорога блестела красной мокрой глиной. Луна отражалась от нее под странными углами, пуская пучки лучей мне прямо в глаза.
– Не съезжай с дороги, что бы ты ни увидела в лесу, – предупредила Пряха.
Голос ее изменился. Она оставалась едущей передо мной фигурой на голубом велосипеде, но звук ее речи стал низким и грубым, и сама она вроде бы увеличилась в размерах.
Она оглянулась на меня через плечо и улыбнулась – белые зубы блеснули на рубленом незнакомом лице.
– По лесам лучше не ездить в облике трактирной служанки. Слишком большое искушение для некоторых особенно тупых персонажей.
Я не спускала глаз с ее спины, ожидая новых изменений, но меня отвлекали леса по сторонам. Почуяв Пряху, деревья немедленно пробудились. Они расправляли ветви, наполняя воздух густым смоляным запахом своего дыхания. Он проникал мне в ноздри и под кожу, дразня и заставляя задаваться вопросом, зачем я еду сквозь сказочный лес вслед за этой незнакомкой.
Ради Эллы, напомнила я себе. Чтобы закончить свою историю.
Но Элла сейчас казалась дальше всего на свете.
Дорога изменилась – теперь она была вымощена белым камнем и стала узкой, извиваясь светлой лентой меж кипящими кронами деревьев. Я была мокрой от пота, кожу облепили листья, которые падали с веток – и немедленно высыхали. На Пряху не упало ни единого листа.
Из чащи послышалось внезапное биение метронома, которое наполнило мою грудь, как стук сердца, и нарушило ритм моего дыхания.
– Что это?
Пряха резко затормозила, съезжая на обочину. Я остановилась рядом, глядя на ее профиль. Синие глаза оставались теми же, но черты были грубыми и тяжелыми.
– Не смотри на меня, смотри на дорогу.
По дороге из белых камней, занимая ее во всю ширину, навстречу нам двигалась кавалькада. Спереди и сзади – эскорт из мужчин в военной форме на черных конях. Между ними две лошади несли паланкин. Я поморщилась при виде того, как они задыхаются под его тяжестью, а потом ахнула, рассмотрев, что у паланкина внутри.
Там ехала женщина – настолько прекрасная, что это казалось обманом зрения. Голова ее была гладко обрита, на одежде – никаких украшений, так что ничего не отвлекало и не спасало смотрящего от ее лица. Я видела его под одним углом, потом под другим, и оно слегка менялось, как голограмма. Лед медленно поднялся по моему горлу.
Я не могла дышать, а тиканье метронома сводило меня с ума. Оно исходило от женщины в паланкине. Женщины в белом платье невесты, тикающей, как часы. Ее прекрасная лысая голова медленно – за двенадцать ударов метронома – повернулась, и она взглянула на меня.
Пряха встала между нами и положила мне на горло теплые руки. Под ее касанием лед отступил, и я снова смогла дышать.
– Пока еще нет, Трижды-Алиса, – прошептала Пряха.
Я со свистом втянула ледяной воздух. Пока еще нет?
Когда Пряха отпустила меня, кавалькада уже прошла мимо.
– Пока еще нет? – повторила я. – Что значит – пока?
– Это значит, что единственный путь наружу проходит сквозь лес, сквозь историю, сквозь боль. Или ты думала получить то, что хочешь, задаром?
Я сумела сдержаться.
– Вы хотя бы можете сказать, куда мы едем?
– Я уже сказала. На белый свет, в давным-давно.
Я снова ступила на белые камни свободной дороги, выкатывая с обочины свой тяжеленный велосипед.
– Что это вообще… и почему на велосипедах? Разве лошади не быстрее?
– Лошади непредсказуемы, – сообщила Пряха. – Даже для меня. Они всякий раз норовят завезти в историю. – Она развернулась, устремив на меня палец; лицо ее было раздраженным и снова совершенно человеческим. – Никогда не доверяй Сопредельной лошади.
Мы покатили дальше. Ноги у меня устали, потом онемели, потом устали еще сильнее, пока мы крутили педали по ровному пространству, которому не было конца. Один раз я заметила смотрящее на меня лицо меж ветвей. Только что оно было здесь – и тут же исчезло, и глаза у него были такими грустными и чувствительными, что мне понадобилось время, чтобы осознать, что это был не человек, а медведь. Стоявший на задних лапах и наблюдавший за дорогой.
В самое темное время ночи, когда луна истончилась, завеса деревьев перед нами расступилась, открывая озеро. Вода его была как зеркало, и плотная, как ртуть, неподвижно лежавшая меж берегами. Там и тут что-то сверкало под его поверхностью, оставляя шлейфы зеленых и пурпурных искр, или мелькало белое пятно, похожее на человеческую рубашку – или на массу плавников. Бледные ладони существа были развернуты наружу и почти касались поверхности, как корки льда. Холод в моем теле протек ниже, охватывая бедра, наливая тяжестью живот. Коленные суставы теперь хрустели при каждом нажатии на педали. Наконец водная гладь кончилась и снова начались деревья – теперь покрытые черными блестящими цветами.
Незадолго до рассвета я услышала треск факелов среди стволов и почуяла запах дыма. Потом появилась музыка – дикая и грустная, ускользавшая, как гаснущий сон, всякий раз, когда я пыталась как следует ее расслышать. Я замедлила ход, чтобы ухватить мелодию и понять, что это за инструмент.
Нет – не инструмент, а голос. Голос, прибывающий и убывающий, как прибой, даже деревья заставляющий умолкнуть. Я запрокинула голову, чтобы увидеть небо.
И тут рядом появилась Пряха, которая, вытаращив глаза, во весь голос запела «Yellow Submarine» и сильно хлопнула меня по спине.
– Вперед! – кричала она между строчек. – Где твоя родовая гордость? Ты не какая-нибудь дура-беженка, ты Трижды-Алиса!
Я ехала за ней, борясь с гневом, который пульсировал у меня в голове. Когда мы отъехали достаточно далеко, я наконец почувствовала, как выветривается опьянение музыкой, после которого остался легкий озноб.
В конце ночи мы доехали до края леса, острого, как нож. Дорога из узкой ленты превратилась в широкую белую полосу. Луна сошла на нет, и из-за горизонта выкатилось солнце, но на один сияющий момент оба светила встретились в небесах, породив фейерверк света, наполнивший меня беспричинной радостью.
Пока Пряха не повернула к замку.
Дом.
Это слово всплыло из позабытого тайника внутри меня – там же хранилось имя Верескового короля, оттуда исходило узнавание контуров этого мира, подобно тому, как я ощущала очертания собственного тела в темноте.
Замок выглядел как брошенная ребенком игрушка. Дорога обтекала его кругом, как река – остров, и он вырастал посреди дороги, созданный из того же белого камня. Он весь порос башнями, был испещрен мутными окнами и кое-где сохранял остатки скальной породы. Посреди вздымалась узкая башня с горизонтальными бойницами. Все строение было окутано пеленой тумана – дышащим коконом вечной непогоды.
Я тяжело спешилась, чувствуя во рту привкус желчи.
– Я туда не пойду.
Пряха расхохоталась, и я шарахнулась от нее. Она снова изменилась. Теперь ее лицо округлилось, волосы стали даже короче
